Другой путь. Трилогия

Бондарь Дмитрий Владимирович

– Меня зовут МэриЭнн! – на ее щеках появились две влажные дорожки.

Я сел перед ней на корточки и принялся расстегивать пуговицы на блузе.

– Когда ты повторишь это в пятисотый раз, я, наверное, запомню. Но я не хочу запоминать твое имя, ведь если ты будешь упряма, тебе не выжить. А я не хочу помнить мертвых. Итак, Молли, пойми, я не хочу тебе зла. Но вот эти люди, – я кивнул головой за спину, где маячили Лу и все три «Хэ», – они очень упрямые и совершенно бесчувственные. И узнают у тебя все. У них такая работа. Они не садисты, они просто выполнят приказ.

Блуза распахнулась,

обнажая тело.

– Чей? – она уже беззвучно ревела, ежась от каждого моего прикосновения, будто прикасался я к ее коже электрошокером.

А ведь совсем недавно это тело было таким близким и желанным… Ностальгия.

– Мой, – просто ответил я.

– Так отмени его!

– Не могу, Моника. Мне очень нужно знать правду. Ведь ты хочешь жить? Понимаешь? Кивни мне?

Она кивнула трижды.

– Видишь, это несложно – выполнять мои просьбы? – Я расстегнул ее юбку. – И я тоже очень хочу жить. Но если не узнаю у тебя правды, то проживу недолго. Я не маньяк. Мне твоя смерть ни к чему. Понимаешь?

С громким треском юбка порвалась по шву, и я выдернул теперь уже просто тряпку изпод МэриЭнн. Все же запомнил! Черт, плохото как!

– Тебе заплатили? Скажи мне – я заплачу в десять раз больше, – я растянул указательным пальцем резинку от кружевных трусов. – И спрячу тебя на тропических островах. Хочешь? Бали, Мальдивы, Фиджи? Пляжи и услужливые мулаты. Выбирай!

Гдето я прочитал, что голый человек не способен адекватно воспринимать реальность. Он боится своей прилюдной наготы едва ли не больше воображаемых пыток.

Я стянул с нее последние детали гардероба, и даже сам содрогнулся, представив, насколько ей должно быть зябко.

– Мэри, если ты не станешь говорить, я велю для начала вырвать тебе пару зубов. Грязными пассатижами. Неужели твои зубы стоят этой тайны?

Ко мне подошел Лу, деловито сгреб ее лицо в свою лапу, сжал щеки, и рот пленницы невольно раскрылся, явив нам удивительно ровные зубы. Изнутри на них виднелся темный налет никотина, но снаружи они были просто стоматологическим феноменом. Всегда мечтал о подобных, но менять имеющиеся на фарфоровые пока не спешил.

– Видишь, Мэри, люди устали. Спешат. Я не могу их держать здесь всю ночь. Мне их жалко. Расскажешь мне, или?… Расскажешь им?

Она мелкомелко закивала и, давясь слезами, зачастила:

– Я его не знаю. Он не назвался! Большой такой. Шесть футов и три дюйма. Или даже больше. Руки такие ухоженные. С маникюром.

– Стой! – прервал ее Лу. – Хэрри, уберите этого, – он пальцем показал на несостоявшегося убийцу, – наверх. И присмотрите там за ним, а мы пока поговорим с этой девочкой отдельно.

Когда мы остались втроем – я, Лу и ополоумевшая девица, решившая, что сейчасто ее и начнут пытать понастоящему, мой телохранитель сказал ей:

– Продолжайте, мэм, – он накинул ей на плечи свой пиджак. И протянул флягу с полынной дрянью.

Она посмотрела на меня затравленно, как зверушка, попавшаяся на тропе охотнику. Потом торопливо кивнула Луиджи, коротко хлебнула и закашлялась.

– Светлый он был. Блондин, – она вытерла связанными руками испарину на лбу. – Шрам у него над бровью. Нос такой… Лицо круглое, нос тонкий и острый. И уголки глаз… внешние… к низу опущены. Волосы короткие.

Я не знаю, как такая прическа называется! – Она заревела в голос, – не знаю я больше ничего!

Я отвернулся от бедолаги и столкнулся взглядом с обалдевшим Луиджи.

Еще бы! Было от чего обалдеть. Если девчонка не врала, то нанял ее никто иной, как Алекс Вязовски.

– Чудны дела ваши, Господи Иисусе и Пресвятая Дева Мария! – пробормотал обычно не очень набожный Лу. – Что делать будем, Зак?

Первым моим порывом было яростное желание броситься к телефону и моментально выяснить у Фролова, что за ерунда происходит? Я не успел, передумал. Если я расскажу сейчас Серому все, что о нем думаю – я перестану быть самостоятельным. Просто потому, что он окажется ни при чем, а я обвиню его. Потом самому будет так стыдно, что постоянный комплекс вины заставит меня обращаться к Сереге по любому пустяку. Черт, да с учетом последних открытий, я, может быть, вообще перестану быть – в любой форме!

Вслух я сказал:

– Хорошо, что второго ты отсюда успел убрать, Лу. Я ей не оченьто верю. Еще не знаю в чем тут дело, но не верю. Поработайте с парнями над хроморуким, сверьте показания. А эту… уколите ее чемнибудь, пусть отдохнет пару часов. Я тоже пока попробую поспать.

И придумать, что мне делать дальше? Но этого говорить я уже не стал, оставив сомнения себе.

Уснуть, когда над тобой нависла такая нерешаемая загадка, практически невозможно. Черт, да даже глаза не закрываются!

Я сидел на жесткой койке на втором этаже особнячка, иногда вставал и таращился в окно на белые полосы пенящегося прибоя, на тугие струи дождя и изнывал от обилия вариантов. Могло быть просто совпадение. Мало ли в мире верзилистых блондинов со шрамом над бровью? Это могла быть разводка какогото неведомого общего врага. Того, кто знал о нашей связи. Что может быть лучше для нашего противника, чем поссорить меня с Серым? Даже не знаю. Только лишь убить самого Фролова. Но я оглядывался, вспоминал, считал и прикидывал, и не мог найти среди них никого постороннего, когото такого, кто был бы способен за последние годдва выявить нашу тесную связь. А уж додуматься до того, чтобы ударив по мне, ударить по Серому – это вообще чтото из области сверхчеловеческой экстрасенсорики. Получалось – только свои.

Но Вязовски тоже не идиот, чтобы так глупо подставляться: он не пошел бы сам вербовать эту потаскушку. А если бы пошел, то прожила бы она не дольше следующего за покушением утра. Чтото не сходилось. Да вообще! – любой вербовщик поступил бы с ней так же, как предполагаемый заказчик покушения – Вязовски.

Выходило, что бедолажку МэриЭнн специально оставили живой, чтобы я услышал именно эту версию. Услышал, принял, сделал выводы и приступил к действию.

Важный вопрос – «кто»? Вариантов – как грязи: от выжившего во взрыве Чернова до какогонибудь пьяницы Келлера, решившего с похмелья прибрать к ручкам мое или Серегино хозяйство. Улики? Шрам над бровью? Ерунда: подобрать человека, чей словесный портрет покажется похожим на Алекса, большого труда не составит, а если исполнитель в ладах с гримом – то задача упрощается до уровня типовой. Или это уже паранойя и галлюцинация? Думаю, Лу это постепенно выяснит.