Другой путь. Трилогия
Шрифт:
Напоследок он почемуто расчувствовался и попросил нас не забывать старика, заезжать при случае.
Захар тоже похлюпал носом и пообещал еще какнибудь выловить из пруда рыбу повкуснее сегодняшней.
Мы погрузились в "Волгу" Изотова и вскоре выехали на шоссе. Уже было не так жарко и скоро должно было начать темнеть. Хотя, конечно, в Москве темнеет гораздо позже, чем в наших широтах.
Вернулись мы на дачу уже при свете фар, потому что пришлось заезжать в Москву – в магазин за обещанной соседу Андреичу бутылкой. Едва успели до закрытия, но, видно, Изотов ехал не только за
– Для хороших людей у страны всегда все есть.
Я еще успел подумать, загружая продукты в багажник: "неужели все остальные, те, кто работает в шахтах, строит дороги и доит коров – плохие? Поэтому для них у страны ничего нет, кроме говяжьих костей, баклажанной икры и болгарского кетчупа?"
Но говорить вслух ничего не стал, чтобы не нарываться на долгую лекцию о заслугах, льготах и невозможности обеспечить всех и сразу.
Валентин Аркадьевич сказал, что оставит нас на ночь у себя и мы, конечно, были ему за это благодарны.
Уже около полуночи мы сидели на открытой веранде на заднем дворике его огорода и под желтым светом облепленной ночными насекомыми лампы пили чай с малиной.
– Павлов, это, конечно, хорошо, – говорил Валентин Аркадьевич. – Насколько я знаю этого человека, он вывезет вас туда, на Запад. Потому что сидя здесь ничего из намеченного плана сделать невозможно. Будут ли это Штаты или Европа – я не знаю, но могу точно сказать, что без опеки он вас не оставит. Однако, хлопцы, я дам вам координаты еще нескольких человек там. Двое в Австрии, один в Швейцарии и один в Германии. Они мне были когдато обязаны, а благодарными эти люди быть умеют. Если сильно понадобится сторонний контакт, не завязанный на людей Георгия Сергеевича, я думаю, к ним можно будет обратиться. Двое из них потомки русских из первой волны эмиграции, – он протянул мне листок с несколькими строчками, написанными от руки.
– А вот этот и этот, – он достал из книги "Решения XXII съезда КПСС – в жизнь!" два белых картонных прямоугольника с тиснеными надписями на немецком и английском языках, – это чистопородные немцы. Сошлитесь на меня, и ктото из них обязательно поможет. Смотрите, в общем, по обстоятельствам. Запомните имена, телефоны, адреса.
Мы заучивали информацию с листочка и картонок – визиток – четверть часа, потом Изотов все убрал.
Мы пили чай вприкуску с сахаром, а я все ждал, когда он задаст вопрос, который, как мне казалось, должен был его сильно волновать. Не выдержав, я спросил сам:
– Валентин Аркадьевич, а вы не хотите узнать – когда вам суждено…
– Нет, Сергей, нет. – Он покачал головой. – Этого я совершенно знать не хочу. Если я это узнаю, я буду бояться жить. А я уже устал бояться. За себя устал, за семью, за работу и карьеру. Достаточно. Теперь вот за вас еще бояться стану.
– Не нужно за нас бояться, – сказал Захар. – Все будет хорошо.
– Я знаю, хлопцы, знаю. Давайтека ложиться спать.
Он отвел
Утром он нас разбудил, мы наспех позавтракали, потом Изотов скомандовал "по коням" и через час – без пятнадцати минут десять – мы стояли на улице Щусева.
Изотов высадил нас, на минуту вышел изза руля сам.
– Прощай, Сергей, Захар. – Он пожал нам руки. – Пусть все у вас получится. Прощайте.
Он сел в машину, и более не задерживаясь, уехал.
Я прошептал ему вслед:
– Привет вашей внучке, Юленьке Сомовой.
Глава 7
В тот же день мы с Захаром оказались на какомто подмосковном объекте, живо напомнившем мне пионерский лагерь – такие же домики в виде треугольников, если смотреть с фасада, с покатыми шиферными крышами до самой земли, непременная поляна со сценой и для массовых мероприятий вроде пионерской линейки и зарядки, пустующий пока флагшток для поднятия флага. Длинные корпуса столовой, единственное кирпичное трехэтажное здание для администрации и медпункта. И второе – побольше – уже почти достроенное. В таких обычно размещали младшие отряды: детей 6–7 лет.
Впрочем, когда мы с Захаром оказались там, никаких пионеров, разумеется, в нем не обнаружилось. Зато был очень хороший высокий забор, шесть постоянно насупленных охранников, врач, повариха, три преподавателя – один переделывал нам "советский английский" на просто английский, а второй учил азам конспирации и нормам поведения в капиталистическом обществе, а третий оказался тренером, обязанностью которого было издевательство над двумя молодыми организмами. Остальных обитателей базы, если они были, нам за два с лишним месяца (даже почти три) увидеть не удалось: режим, царивший на ее территории, не позволял прогулок под березками в не предназначенных для этого местах. Наши два десятка березок, примыкавшие к заднему двору коттеджика, и беговая дорожка вдоль ограды по периметру лагеря были нами исследованы в мельчайших подробностях.
Ни телевизоров, ни радио, ни газет нам не полагалось и все это время мы провели в полной информационной блокаде, если не считать редкие приезды Стаса – водителя Павлова. Он приезжал несколько раз – безо всякой системы.
В первый раз он появился накануне открытия совещания СЭВ в Москве – в середине июня. Мы посидели с ним на лавочке перед нашим жилищем, он передал нам конверт от Павлова и попросил прочитать послание.
На простеньком листке из блокнота сверху было написано:
"10. Июль 1984. События:.."
За десять минут я вспомнил коечто и дописал:
"10. Англия. Всеобщая забастовка портовых рабочих.
10. Тарковский откажется возвращаться из Милана"
Листок упаковал в тот же конверт и передал его Стасу.
В следующие его приезды, случившиеся после 10го июля, никаких проверок уже не устраивалось, видимо, Павлов окончательно мне поверил. Что вскоре и подтвердил, явившись сам в самом конце июля.
Он полдня смотрел на наши занятия, потом попросил у Романа Алексеевича паузу на полчаса и, дождавшись, пока тот уйдет, сказал: