Другой сценарий
Шрифт:
К примеру, что делать с Софьей Игоревной. План предполагал, что она еще год будет жить у себя. Пока меня — невозвращенца, не лишат гражданства, и не выпишут из домовых книг. Выселить или уплотнить, ее никто не может. А потом уже, она переедет. Разменявшись с сурковской сеструхой. Но теперь это все обретало какой-то фантасмагорический вид, с чертами вороньей слободки. Разве что товарищ Каверзнев будет счастлив.
По просьбе соседа, проводник принес чай. Мои мысли свернули в другую сторону.
Я совсем не жалел что подергал КГБ за усы в Антверпене. Я много читал про то, что товарищ Чебриков — человек крайне эмоциональный и обидчивый. Чрезмерно
Занятый этими мыслями, я сам не заметил, как задремал, привалившись к окну. Разбудила меня поездная трансляция, советующая приготовится к паспортному контролю.
Финский миграционный офицер был другой. И говорил по-русски получше. И я не стал умничать с английским. Да и вопросов ко мне у него не было. Шлепнул штамп, и пожелал счастливого пути.
Когда в купе зашел прапор-пограничник, запахло Родиной. То есть гуталином и одеколоном Шипр. Ну и суровость во взгляде. Не враг ли посягает на рубежи? Ясное дело, что с точки зрения тридцатилетнего прапорщика, я — крайне подозрителен, даже на первый взгляд. А уж когда он пролистал паспорт, то и вовсе. Шведская виза, датская виза. Отметки прибыл-убыл. Хотя, чего там подозрительного? На выездной визе ясно написано: выезд и въезд в СССР — через п/п Бусловская. [9] А где я там был за границей — не его дело. Но он считал явно по-другому, и вышел с моим паспортом в коридор.
9
На выездной визе из СССР всегда указывался пограничный пункт, через который гражданин должен выехать. Через другой не выпускали. Для этнических (или по другому обмену) туристов типа ГГ, дополнительно вписывался пункт возврата. Пишущей машинкой! Через другой его бы не то, что не впустили. Не знаю. Но приняли бы какие-то меры.
Товарищ майор, видимо, старший наряда. Ражий мужик лет сорока, с красной мордой и сталью во взгляде. Именно он решил оценить исходящую от меня степень опасности для страны. Я встретил его строгий прищур хмурым взглядом. Я и вправду что-то подустал за эти мои каникулы. И не верю, что у него есть основания для моего задержания. Просигнализировать — скорее всего. А задерживать? За что?
— Вы, гражданин Андреев, выехали в Финляндию с какой целью? — тем не менее, заговорил майор.
— К родственникам.
— А почему покинули страну пребывания? — блин, дурдом, он и есть дурдом. Со своим дурдомским языком.
— Никаких ограничений в ОВИР мне не устанавливалось. Я и поехал.
— С какой целью?
— В смысле? — я и вправду не понял.
— С какой целью, и на какие средства вы направились в Швецию и Данию?
— Это была туристическая поездка, организованная моими финским родственниками, — отбарабанил я. Нужно только что-нибудь еще эдакое добавить, чтоб отстал. — Они надеялись, что я, насмотревшись на заграницу, у них и останусь, товарищ майор. Старенькие уже, а по дому работы много. Сами не справляются.
— Эту поездку, товарищ Андреев, могут расценить как утрату бдительности с вашей стороны, — слава богу,
Майор окинул купе взглядом. Сосед дисциплинированно выложил рядом с собой двое джинсов Ли Купер в пакетах, и коробку с магнитолой Шарп. Потом посмотрел на мой открытый рюкзачок. И зацепил взглядом лежащий там томик Ильина. Протянул руку, и без разрешения его взял.
— Вот, к примеру, книжка. «Ильин. Философия бытия», — прочитал он название сборника. — Вы там купили?
— Да, товарищ майор. По просьбе кафедры марксизма-ленинизма моего института купил. Для критического изучения студентами буржуазных философов.
Это я влип по полной. Майор держал в руках пять лет лагерей в Мордовии. А то и десять. Провоз через границу, владение. И распространение пришьют. Как бы не десятка. Ильин, по спискам КГБ, проходил как махровый антисоветчик. Пойманный с ним на руках, по-любому имеет срок. Я вдохнул-выдохнул, и начал прикидывать, как буду вырываться. Здесь — точно не выйдет. Лучше всего, когда будут вывозить из Выборга. А майор-пограничник между тем продолжал:
— Вы уверены, что под обложкой — действительно заметки по философии, а не какая-то антисоветчина?! — пограничник бегло пролистал томик и перевел на меня строгий взгляд.
— Я тщательно проверил, товарищ майор, — признался я. В случае разбирательства, это признание — уже срок. Но я впал в полнейший ахуй. Потому что Ильин майора не заинтересовал.
Он увидел блеск внутри рюкзака. И, совершенно беспардонно, полез в него, положив Ильина на купейный столик. И вытащил на свет божий стальную флягу. В нулевые такая изогнутая стальная фляга будет у каждого половозрелого россиянина.
— Подарок родственников, — пояснил я без вопросов. — Коньяк.
Флягу я купил и наполнил ещё в Антверпене. Рассуждая про мало ли, как бегать по лесам может понадобиться. Да так и не достал ни разу.
Не дожидаясь приказов, взял флягу из рук майора, открутил крышку, и налил в неё. На весь вагон одуряюще запахло хорошим коньяком. Сосед потянул носом. Глаза пограничника мечтательно увлажнились.
— Дисциплина хромает у вас, товарищ Андреев! Нужно работать над собой, — проворчал майор. Потом собственноручно поставил в моем паспорте печать, и вернул его мне. Пожелал счастливого пути и вышел из купе. Тут же раздалась невнятная команда, и, судя по звукам, пограничная группа покинула вагон. Я так и стоял с налитой рюмкой в руке. [10]
10
За давностью лет, я не очень хорошо помню диалог, что у меня случился в этой ситуации с пограничником. Но основные детали — томик Ильина, фляжка с коньяком, и фраза «Дисциплина хромает у вас» — абсолютно подлинные.
— Николай Фёдорович! Не составите компанию? А то, что я, один буду?
Протянул соседу крышку-рюмку. Чокнулся с ним фляжкой, и отпил парой глотков с треть объема. Взял сигареты и пошёл курить в тамбур.
У страха глаза велики. Десятку мне бы конечно не дали. Максимум трёшник. Но посадили бы точно.
Я курил и злился. Глянув в рюкзачок, перед тем, как выйти к такси, я видел томик Ильина. И даже подумал, что будет что полистать в поезде. Просто забыл, как в Союзе относятся к такого рода книжкам. И вспомнил, лишь увидев в руках пограничника. Расслабился я в зарубежах.