Другой Синдбад
Шрифт:
— Теперь я расскажу вам о первом своем странствии и о том, как судьба указала мне путь.
Я отметил, что стоны раздались вновь, хотя на этот раз их заглушали звуки усиленного жевания и еще более активного поглощения жидкостей.
Синдбад Мореход прочистил горло.
Знай я, что случится после, я вскочил бы со своего почетного места и с воплями убежал бы обратно на улицы.
Но я не знал, и, возможно, это было к лучшему.
О том судить вам.
Глава вторая,
в которой обнаруживается
— Итак, — снова начал досточтимый хозяин, — если все мои гости удобно устроились и если им угодно, я начну самую удивительную из своих историй.
Что до меня, то я был совершенно поражен таким поворотом событий. Сначала меня выдернули с пыльной улицы, потом накормили лучшей едой, какую только можно себе представить, а теперь мне предстояло узнать о роли судьбы в жизни великого человека. Однако многие из гостей, казалось, почему-то были заинтересованы куда меньше.
— Эй, ты! — окликнул одного из слуг мужчина с длинным, узким лицом и жесткой каштановой бородой. — Вот это затейливое лакомство, что у тебя. Если не ошибаюсь, это маринованное яйцо птицы Рух.
— Оно самое, — ответствовал слуга с любезнейшей из улыбок. — Каждое яйцо добывают с величайшим риском для жизни, потом целый год выдерживают в маринаде. Затем его тонко режут, вот как на этом блюде, и каждый кусочек стоит огромных денег.
— Совершенно верно, — согласился узколицый. — Я возьму полдюжины. — Он сгреб их с золотого блюда и затолкал в рот.
— Итак, — продолжал Синдбад Мореход, учтиво не замечая невоздержанности своих гостей, — многие из вас, возможно, знают, что я сын богатого купца и что, когда сей великий человек ушел из этого мира в мир иной, он оставил мне значительную сумму денег, не говоря уже об огромных земельных владениях. Я был весьма доволен своим новообретенным богатством и принялся знакомиться с чудесами света и этого прекрасного города, пробуя редчайшие деликатесы, нося роскошнейшие одежды и обучаясь искусству дружбы со слишком многими, чтобы упоминать о них.
К несчастью, — продолжал богач исполненным печали голосом, — в погоне за этими дорогими удовольствиями я забывал следить за своими деньгами, и оказалось, что вся моя земля продана, что деревни забрали кредиторы, а от сундуков с золотом осталось лишь несколько монет. Поистине я оказался в затруднительном положении, поскольку сделался вдруг беден… — Великий человек умолк и бросил извиняющийся взгляд в мою сторону. — Ну, возможно, не так беден, как некоторые, но я понял, что должен что-то срочно предпринять, чтобы не провести остаток жизни в нищете. Ибо разве не говорил мудрец: «Человек с мешком золота всегда выплывет, но тот, у кого не найдется и пары монет, утонет и в зловонной жиже пересохшей реки, не имея возможности удержаться на плаву»?
— Как это верно! — воскликнул темнолицый мужчина с еще более темной бородой. — Раб! Тащи сюда этот золотой кувшин!
Раб выполнил его приказ.
— Скажи-ка, — спросил темнолицый, когда тот приблизился, — уж не нектар ли
— Вы очень хорошо осведомлены, — любезно отозвался раб. — Этот нектар — сладчайший из сладких, но на солнце он прокисает, и поэтому его можно перевозить лишь в самые темные ночные часы, а это очень дорого. Каждый глоток его стоит как целый султанский дворец.
— Вот-вот! — с великим удовлетворением воскликнул гость. — Наполни мой кубок доверху!
— Но я должен-таки развлечь вас своим рассказом, — рискнул вступить пожилой Синдбад. — Итак, в тот миг я понял, что должен последовать за своей судьбой, — он слегка содрогнулся, — или навсегда остаться бедняком. Вот почему я собрал жалкие пожитки, которые у меня еще оставались, и продал их на торгах, выручив за все три тысячи динаров. На эти деньги я накупил на базаре редких и экзотических товаров и оплатил проезд на корабле, направляющемся в дальние страны… И вот мы поплыли вниз по реке от Багдада до Басры, а оттуда по огромному зеленому морю и останавливались во множестве портов, и я продавал и выменивал свои товары с великой выгодой.
— Очень интересная история, — сказал господин, со скучающим видом стоявший в толпе, ловя слугу за золотой браслет на запястье. — Послушай, вот это — не нежнейшие ли из фиников, что растут на карликовых пальмах лишь в самых высоких горах страны?
— О, сколь велика ваша мудрость, что вы заметили, — отозвался безукоризненно вышколенный слуга. — Да, это те самые финики, доставленные сюда с гор, где лето такое короткое, что все плоды надо собрать за один день, иначе они померзнут прямо на деревьях.
— И стоят целое состояние, верно? — уточнил скучающий господин, отсыпая пригоршню изысканного лакомства себе в тарелку.
— Стоимость их такова, — учтиво ответил слуга, — что если бы какие-нибудь богатейшие из стран цивилизованного мира вдруг решили, что они стали слишком богаты, чтобы по-прежнему расплачиваться золотом, они приняли бы этот самый фрукт в качестве новых денег.
— Поразительно! — воскликнул скучающий мужчина, которому, казалось, было уже не так скучно. — Прошу прощения, но я возьму еще немножко. — С этими словами он опустошил золотой поднос слуги.
Воистину замечательное празднество довелось мне наблюдать в тот день, роскошный пир во всех смыслах этого слова. Хоть я и был всего лишь бедным носильщиком и обычаи богатых были мне неведомы, меня поразило, что кто-то, пусть даже столь богатый, как великий Синдбад Мореход, мог позволить себе пировать с таким невероятным размахом.
— Но позвольте мне продолжить свою историю, — отважился напомнить о себе Синдбад, и его публика позволила-таки ему это, лишь изредка прерывая рассказ звуками глотания, жевания да время от времени прорывающейся отрыжкой. — Да будет вам известно, — продолжал Синдбад, — что после многих дней пути корабль наш бросил якорь возле огромного острова, чтобы находящиеся на борту его купцы могли раздобыть фруктов и свежей воды, чтобы подкрепиться.