Друиды
Шрифт:
— Знаю, — ответил я. — Но так положено.
— Ты все еще не хочешь открыто обозначить свою позицию?
— Ничего хорошего из этого не выйдет. Посмотри, к чему привела распря между Думнориксом и Дивитиаком. Эдуи раскололись пополам; это настолько их ослабило, что ни о каком сопротивлении Цезарю и речи идти не может. Нет, Тарвос, если и дойдет до открытой вражды с Тасгецием, пусть это будет личная вражда, а не противостояние Ордена и вождя племени.'
— И когда этого ждать? — поинтересовался Тарвос.
Когда? Я сам
Под предлогом усиления охраны Рощи я несколько раз бывал в Ценабуме. Вяло пытался убедить Тасгеция выделить дополнительную охрану, а на самом деле проводил много времени с Котуатом, призывая его думать и еще раз думать, видеть перспективы, планировать действия и сдерживать себя. Я всеми силами старался подготовить из него такого вождя, какой вскоре нам понадобится.
Как я и ожидал, Тасгеций отказался выделять воинов.
— Ты ошибаешься, Айнвар! — снисходительно объяснял он мне. — Римляне не представляют никакой угрозы. — Мы говорили в его доме, и здесь он не сдерживался. — Думаешь, я не вижу, зачем тебе воины? Хочешь сколотить свою партию? Не выйдет. Я для тебя слишком умен!
— Друиды никогда не полагались на силу оружия.
— Времена меняются, — усмехнулся вождь.
— Вот и я об этом думаю, Тасгеций. Времена меняются. А я — Хранитель Рощи. И если в этих новых временах что-то угрожает Роще, моя обязанность...
— Нет, — резко прервал он меня. — Не знаю, ради чего ты мотаешься между поселком и Ценабумом. Я уже говорил тебе: воинов не дам. Ты заразился от своего предшественника всякими глупостями, и теперь готов видеть угрозу там, где ее нет и в помине.
— Недавно недалеко отсюда я встретил римский разъезд, — холодно произнес я.
— А мне об этом никто не сообщал!
Мы разглядывали друг друга. Он не предлагал мне еду или питье, зная, что я не приму... зная, что я знаю. Впрочем, это его не особенно заботило.
Как главный друид, я обязан был посетить всех князей, живших в столице. По традиции я так и делал. Не хотел, чтобы кто-то заметил нашу особую связь с Котуатом. Он еще не был готов к той роли, которую я ему предназначил, но приходилось рисковать. Времени почти не осталось.
Навещая князя, я неизменно встречал Крома Дарала. Он постоянно крутился где-нибудь неподалеку, угрюмо посматривая на меня, но ни разу не подошел. Однажды я спросил о нем Котуата.
— А-а, этот горбун? Да все с ним нормально. С оружием, конечно, не очень ловок, но безусловно предан. Так и таскается за мной хвостом.
— Наверное, так уж ему на роду написано, — вздохнул я.
— Хорошо, когда такой человек прикрывает тебе спину, — кивнул Котуат. — Он вроде как твой Тарвос.
— Это ты зря. Другого такого Тарвоса нет, — убежденно ответил я.
Вращалось колесо года. Цезарь победил адуатуков, заявив, что они — германский народ, потомки тевтонов. Их наказали за то, что они осмелились помочь нервиям выступить против него, Цезаря! 53 тысячи побежденных продали в рабство.
Полководец вернулся в Рим, оставив усиленный легион с приказом атаковать и покорить племена западного побережья. Сердце Галлии оставалось свободным, но это не помешало Цезарю похвастать, что он «принес мир всей Галлии».
Результатом этого «мира» стало строительство зимнего лагеря на землях карнутов. Узнав об этом, я едва не загнал коня по дороге в Ценабум. Тарвос с другим моим телохранителем отстали в пыли, клубившейся за моей спиной. Ворота крепости открылись перед нами, но когда я один, чтобы не смущать охрану, направился в дом вождя, караульный преградил мне путь копьем. Ого! Главного друида не пускают к вождю?
Плюнув в лицо воина, я несложным заклинанием парализовал его, пнул тяжелую дубовую дверь так, что нога потом болела несколько дней, и ворвался внутрь. Опустив слова приветствия, я с порога выкрикнул:
— Цезарь разбил лагерь на землях карнутов! Ты знал об этом, вождь?
Тасгеций встретил меня стоя, уперев в бока здоровенные кулаки и всем своим видом выражая готовность подраться.
— А почему бы Цезарю и не построить зимний лагерь? — насмешливо спросил он. — Это наш друг!
— У Цезаря нет друзей среди свободных людей!
Вождь смотрел на меня с неприкрытой ненавистью. Теперь уже не было нужды притворяться. Притворная любезность облезла с наших отношений, как змеиная кожа.
— Цезарь говорит, что мои враги — это и его враги, друид.
Я проигнорировал эту провокационную реплику.
— Ты слышал, что один из его легионов разбил венетов на северо-западе, перебил тысячи воинов и уничтожил их корабли? Одним ударом Цезарь лишил нас всего олова с британских островов. Считаешь, это сделал друг?
— Олово можно покупать у римлян.
— А как же! Только в пять раз дороже! Тасгеций, неужто ты такой дурак, что не видишь и не понимаешь происходящего?
Наверное, не стоило называть вождя дураком, я же сам не раз призывал других к благоразумию. Но кельт может справляться со своими страстями лишь до тех пор, пока они не вырвутся на свободу.
Тасгеций побагровел от ярости.
— Охрана! — взревел он.
Часовой, на которого я плюнул, мотая головой и пытаясь избавиться от головокружения, возник в дверном проеме.
— Вызвать охрану! Немедленно!
Часовой заморгал и пошатнулся. Он даже смотреть на меня не мог.
— Я прикажу выкинуть тебя вон из Ценабума, друид Айнвар!
— Попробуй! — оскалился я в ответ. — Хочешь выкинуть вон главного друида? А ты не думаешь, что скажут люди, когда узнают, что ты навлек на них гнев Иного мира?
— Тогда я сам убью тебя прямо здесь! А потом скажу, что тебя прикончил приступ! — Он сжал кулаки и пошел ко мне.
Я не шелохнулся. Я думал о камне; я стал камнем. Холодным гранитом в зимнюю ночь.