Друиды

Вряд ли следует напоминать об удивительной привлекательности, которой обладает образ друида в народном воображении. Исследователь древностей или любой любознательный дилетант неизбежно столкнется с чрезвычайной популярностью друидов, так как ее признаки на каждом шагу проявляются в рассказах гидов и в описаниях путеводителей, а также в географических названиях в сельской местности. К тому же часто можно слышать, что какие-то предполагаемые церемонии друидов с подобающей помпой возрождаются обществами, претендующими на звание продолжателей традиций этого древнего ордена. Из множества примеров, которые в этой связи приходят на ум, мы приведем лишь один – посетитель Чизлхерстских пещер в Кенте обнаружит, что искусственные галлереи, относящиеся к сравнительно недавнему времени, уже окружены сложной системой легенд, связывающих их с друидами, в которых они выступают в роли не только жрецов подземной часовни, [1] но и создателей доисторических кремневых орудий, обнаруженных по соседству. В действительности можно с полным правом говорить о том, что необразованная публика пришла к простому решению загадок отдаленных эпох, разделив практически все древние находки, датируемые досаксонским временем, на «римские» и «друидические», так что имя друидов очень быстро стало синонимом древних бриттов, иными словами, доримского населения этой страны. Вопреки этому образованные люди время от времени обращают внимание на то, что общераспространенные представления о друидах ошибочны, однако несмотря на все их старания, древнее жречество не потеряло ни крупицы своего престижа и по-прежнему властвует над воображением.

Всеобщая вера в друидов, столь широко распространенная в Британии и с таким трудом поддающаяся развенчанию, заставляет нас открыть книгу, посвященную жречеству в том виде, в котором оно известно нам с древнейших времен, обсуждением этой темы. Ведь с полным правом можно задаться вопросами: не могут ли народные верования повлиять на подход к проблеме, не выводят ли они ее в некотором смысле за рамки чисто археологического исследования? Иными словами, не обладает ли народное сознание, народная память смутным и загадочным знанием о друидах, которое должно перевесить любые теоретические выводы, входящие в противоречие с популярными представлениями?

В сущности, нельзя серьезно утверждать, что подобное знание существует. Конечно, народная память может играть значительную роль в решении многих проблем, интересующих исследователей древности, но в данном случае было бы поразительно, если бы она продолжала свое существование, предоставляя точные и надежные сведения, на протяжении примерно 2000 лет до сего дня. Ведь речь идет не о сохранении случайных воспоминаний о прошедших днях, запечатленных в уже непонятных названиях и обычаях, благодаря которым мы могли бы проникнуть в глубь времен до эпохи друидов, но об осознанном и непрерывном знании, которое, к сожалению, проявило себя совершенно недавно (как мы вскоре покажем) и которое, опять же к сожалению, отчасти противоречит археологическим данным.

Самым весомым доводом, говорящим против возможности существования подобной народной памяти, являются находящиеся в нашем распоряжении позитивные знания о развитии этих верований, и в первой главе мы постараемся доказать их недавнее происхождение. Этой цели мы предполагаем достичь, во-первых, рассмотрев одно особенно глубоко укоренившееся представление о друидах, а именно теорию, согласно которой именно они воздвигли и использовали доисторические каменные памятники, и, во-вторых, в общих чертах проследив историю их появления в популярной литературе.

Одной из причин, по которым археологам не удалось исправить общее мнение, сложившееся о друидах, или показать смешные стороны некоторых его наиболее экстравагантных проявлений, является то, что современные представления взрастили они сами или, точнее, их предшественники. Несомненно, виновники не предвидели, насколько далеко зайдут результаты возвеличения загадочного жречества, но факт остается фактом: именно благодаря деятельности археологов друиды не только получили всеобщее признание, но и добились гораздо большего и, похоже, не собираются сдавать занятых позиций.

Конечно, не очень сложно высказывать эксцентричные теории относительно отдаленного прошлого, но, как правило, они находят поддержку лишь у очень ограниченной части общества; на некоторое или даже довольно длительное время они могут закрепиться в умах, но они пользуются популярностью лишь у узкого круга дилетантов и редко привлекают всеобщее внимание. Из этого следует, что если некая идея приобрела широкую известность и общепризнанность, в ней должно присутствовать здравое зерно или удовлетворительное разрешение определенной загадки; и именно потому, что этими преимуществами могла похвалиться теория о друидах, они по сей день удерживают столь высокое место в общей оценке нашей древней истории и предыстории.

Получилось так, что появилось некое ядро, послужившее центром притяжения для друидических теорий и, в свою очередь, придававшее образу друидов ореол древности и таинственности. Это ядро образовали загадочные, но хорошо всем известные грубые каменные памятники, до сих пор в изобилии рассеянные по нашей стране, камеры, сложенные из огромных каменных плит, а также круги и ряды массивных стоячих или лежачих булыжников. Об их использовании и происхождении ничего не было известно, и когда их предполагаемыми создателями были объявлены друиды, притягательность этой точки зрения в немалой степени оказалась обусловленной тем, что таким образом образом в рамках единой концепции объединялись прежние жрецы без храмов и храмы без жрецов. [2] И таким образом сложилось такое положение, при котором все протесты современной науки не сумели переименовать Алтари и Храмы Друидов нашей сельской местности; эти названия даны народом по предложению ранних археологов: они одновременно обладают объяснительной силой и удовлетворяют жажду познания; поэтому очевидно, что такие названия, как дольмен, кромлех, мегалитический памятник и др., вряд ли когда-нибудь придут им на смену.

Широко распространенную веру в то, что каменные памятники воздвигнуты друидами, нам кажется удобным обсудить в первую очередь; а чтобы проиллюстрировать генезис этих представлений, т. е. друидическое возрождение в археологическом смысле, необходимо подробнее рассмотреть исторический аспект отдельной проблемы британской археологии, вопрос о знаменитом скоплении мегалитов в Стоунхендже. На сегодняшний день не существует более тесно связанного с друидизмом памятника, чем Стоунхендж; действительно, эта связь столь очевидна и неразрывна, что, по мнению некоторых современных друидов, часть пепла их усопших братьев следует погребать в его окрестностях. Поэтому тем более любопытно обнаружить, что долгое время никто не подозревал о его друидической природе, так как это, конечно же, лишит современные представления ореола традиционного установления.

Первое отчетливое упоминание о памятнике содержится в писаниях Генриха Хантингдонского XI в., который удовлетворился простым перечислением Стоунхенджа в ряду других чудес нашего острова, хотя в то же время отметил, что его происхождение неизвестно. Впрочем, столетие спустя мы наталкиваемся на рассказ о чудесном возведении Стоунхенджа, поведанный Гальфридом Монмутским, в котором говорится о доставке Мерлином камней из Ирландии для постройки памятного монумента, поставленного Аврелием Амброзием в память о жертвах вероломства Хенгиста в 470 г. Эта история не теряла своей привлекательности 500 лет. Она воспроизводится в поэтических произведениях Александра Некема (1157–1217), в хрониках Лангтофта (около 1300 г.) и в сочинениях нескольких гораздо более поздних писателей. Небольшое изменение в эту легенду в начале XVI в. внес Полидор Вергилий. Этот автор утверждал, что памятник является просто гробницей Амброзия; однако первая обнародованная теория, противоречащая рассказу Гальфрида, принадлежала Эдмунду Болтону, который в 1624 г. высказал мнение, что Стоунхендж является гробницей Боадицеи. [3] Очевидно, что легенда, связанная с Мерлином, к тому времени была почти забыта, так как даже такой пытливый и усердный ученый, как Камден, который наверняка собрал все доступные фольклорные материалы, не сумел объяснить происхождение памятника и был вынужден лишь очередной раз повторить слухи о том, что сами камни были искусственно приготовлены из клея и песка.

Таким образом, в том, что касается традиции, можно опереться лишь на историю XII в., рассказанную Гальфридом. Поэтому важное значение приобретает вопрос, считали ли средневековые историки Мерлина друидом. Я не собираюсь уклониться от ответа, заявив, что Мерлин по большей части был созданием воображения Гальфрида; однако утверждение, что рассказ этого автора о возведении Стоунхенджа свидетельствует о традиционных связях Мерлина с друидами, кажется мне совершенно не подтвержденным фактическим материалом, даже если рассматривать эту легенду со всей возможной снисходительностью.