Дружба, скрепленная кровью(Сборник воспоминаний китайских товарищей — участников Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны в СССР.)

Юн-нянь Лю

Сердце Вана наполнилось радостью от таких слов. Он быстро отвел лошадь к хозяину, а сам побежал на постоялый двор поделиться со мной этой новостью.

Когда он поведал мне об этом, на душе стало легче, и у меня невольно вырвалось:

— Здорово! Всю жизнь мы были козлами отпущения, а вот теперь красная партия поднимает восстание. Нам надо к нему присоединиться.

Видно было, что Ван согласен со мной. Я предупредил его, чтобы он не болтал об этом, и мы расстались.

На сердце было тревожно. Вернувшись домой, я выпил чаю и лег спать, но долго не мог уснуть. Слова, сказанные Ваном, не давали покоя. Нахлынули воспоминания о прошлом, о юных годах. Отца и мать жестоко эксплуатировал помещик, всю жизнь они

страдали, никогда сыты не были, с каждым годом все глубже залезали в долги. Четырнадцати лет я начал учиться на плотника, а шестнадцати оставил деревню и отправился на заработки в Харбин. Потом поддался обману русских капиталистов и попал на угольные шахты у Никольск-Уссурийского (ныне Уссурийск). Работать на шахтах было тяжело, а денег почти не платили и никогда не давали есть досыта. Полиция следила за каждым шагом рабочих. Я не мог вынести этих мучений и сбежал в лес, но заблудился и попал в руки полиции. Меня жестоко избили и отправили обратно на шахту. На следующий же день подрядчик погнал меня на работу. Через несколько месяцев я, рискуя жизнью, снова бежал и возвратился в Харбин. Но в Харбине, как и раньше, не мог найти работу; жить было не на что.

Спустя два — три месяца из России приехал вербовщик набирать плотников на строительство казарм в Благовещенске. Я завербовался и снова поехал в Россию, но только потому, что подвернулась плотничья работа. В Благовещенске работал больше года. За это время сэкономил на пище и одежде 200 рублей. После окончания строительства работал по ремонту судов. Здесь при расчете подрядчик не только не заплатил мне и другим рабочим, но обманным путем забрал все ранее накопленные деньги. Потом я работал в Хабаровске, немного научился говорить по-русски, мог без помощи китайских подрядчиков находить себе работу и думал, что теперь, возможно, будет немного лучше. Однако известно, что вороны во всем мире черные: русские богачи тоже обманывали и притесняли нас. Выполнишь работу, а тебе за это или гроши заплатят, или вовсе ничего не дадут.

Так сказанные Ваном слова воскресили в моей памяти прошлое, и я не мог больше сдержать свой гнев. Бедных всюду тиранят, обманывают, унижают. Чтобы избавиться от этого, я готов был идти на смерть. Поэтому я твердо решил принять участие в революции. На следующий же день надо было найти Вана и поговорить с ним. Только я собрался идти к Вану, как он явился сам. Мы посовещались и решили идти в сопки партизанить.

— В тайге ведь дикие звери, вдвоем идти опасно! — напомнил Ван.

— Ничего, мы установим связь с другими людьми, подберем еще двух — трех человек, на первое время этого достаточно, — ответил я ему. — Если не найдем людей в городе, пойдем по деревням.

— Правильно, — согласился Ван. — Я найду нескольких человек. Но как быть с оружием?

— Каждый должен сам достать оружие, — сказал я. — Можно, например, позаимствовать у знакомых.

Прошло несколько дней, и Ван привел трех китайцев-разнорабочих: высокого мускулистого Ляна, по прозвищу длинный Лян, низкого и сухого, но подвижного Хоу Чжань-шаня и несговорчивого Чжана. Все они трелевали лес на горе Лысой. У меня был дробовик, им много не навоюешь, и я обменял его у соседа на берданку. За день до ухода в сопки мы собрались все вместе и договорились встретиться на другой день у перекрестка дорог в десяти километрах от Хабаровска и идти на гору Лысую.

В полдень мы собрались в условленном месте и двинулись дальше. К вечеру прошли еще километров двадцать. В пути не попалось подходящего пристанища — на ночлег пришлось остановиться в балке. Все ушли за хворостом для костра. Первым, неся большую охапку сухих веток, вернулся Хоу Чжань-шань. Ван, разводя костер, пошутил:

— Ах ты, обезьяна [3] , только попал в горы — сразу преобразился!

Я поддержал его:

— Обезьяна

завоевывает горы и становится царем, развертывает знамена и добивается побед [4] . Наш партизанский отряд будет иметь успех! — Шутка внесла оживление в нашу компанию.

3

Игра слов. Хоу — по-китайски обезьяна; в данном случае совпадает по звучанию с фамилией Хоу. — Прим. перев.

4

В 16 в. н. э. писатель У Чэн-энь написал фантастический роман «Путешествие на Запад», в котором, в частности, описывается царство обезьян. — Прим. ред.

На другой день мы продолжали наш путь к сопкам. В лесу лежал глубокий снег. Ориентироваться в горах было трудно. Длинный Лян и Хоу Чжань-шань прежде часто бывали в этих местах, и они шли впереди, указывая нам дорогу. В полдень мы набрели на омшаник, в котором была печка и простенькая посуда для приготовления пищи. Здесь и остановились.

Поднялась метель, стало холодно. Мы целыми днями сидели в омшанике, почти не выходя из него. Так прошло несколько дней. Однажды вечером длинный Лян, насупившись, сказал:

— И чего мы отсиживаемся, разве для этого собрались вместе? А что сейчас делается в городе? Ведь там восстание, а мы сидим здесь. Разве это участие в революции?

Щербатый Ван поддержал его:

— Я тоже так думаю! Но ведь мы здесь временно. Как только восстание в городе начнется, спустимся с гор и примемся за дело.

Я видел, что Ляну не сидится на месте, и сказал ему:

— Потерпи немного. Утихнет метель, кто-нибудь сходит в деревню, узнает новости, закупит продукты. В омшанике места мало, скучно. Можно выйти поохотиться, потренироваться в стрельбе, чтобы потом лучше бить врагов. А если убьешь зверя, товарищей накормишь.

Наконец метель немного утихла. Я, Ван и Лян спустились с сопки и направились в ближайшую деревню. Там мы узнали, что в городе произошло восстание. Белогвардейцы всюду хватают и убивают большевиков, уже сожгли несколько деревень. В этой деревне создается партизанский отряд. Некоторые китайские рабочие, знакомые Вана и Ляна, узнав, что мы уже создали партизанский отряд, попросили принять их. Мы пообещали зайти дня через два и наказали им запастись оружием. Вернувшись в омшаник, мы рассказали обо всем Хоу Чжань-щаню и Чжану; те очень обрадовались.

На другой день мы покинули омшаник и побывали в двух деревнях, призывая желающих вступать в наш отряд. К нам присоединилось одиннадцать человек. Все были китайцы, они горели желанием бороться с врагом. Так мы расширяли наши ряды, собирали силы для сражений.

После восстания в Хабаровске наш отряд действовал в деревнях, расположенных в районе горы Лысой. Мы тревожили белогвардейцев, засевших в населенных пунктах, и устраивали засады на дорогах. Укрывшись по два — три человека за деревьями или в складках гор, выжидали появления небольших групп противника, подпускали на выстрел берданки и открывали огонь. Уничтожали одного-двух, остальные в панике разбегались. Таким путем добывали себе винтовки. Оружие у нас стало лучше, люди — храбрее.

Однажды мы узнали, что в одном населенном пункте разместились колчаковцы. В холодную ветреную ночь мы с Ваном повели отряд на эту деревню. Несколькими выстрелами сняли дозор противника на сопке, рассредоточились по гребню, укрылись и стали ждать подхода белогвардейцев, чтобы нанести внезапный удар. Но колчаковцы струсили и не пошли в сопки, а спрятались в укреплениях около деревни, откуда повели по горам беспорядочный огонь. Мы поняли, что противника не удастся заманить в ловушку, и отошли.