Дружба, скрепленная кровью(Сборник воспоминаний китайских товарищей — участников Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны в СССР.)
Шрифт:
Перевод Н. Мункуева
В 1910 году, когда мне было двадцать семь лет, я покинул семью и родину и отправился в Россию на заработки. Пойти на это меня заставили голод и лишения.
Сперва мне пришлось работать кули на пристани в Благовещенске. Целыми днями я таскал на себе тяжелые грузы и уставал так, что к вечеру отнимались руки и ноги, а прокормить не мог даже самого себя. К тому же я ни слова не понимал по-русски.
Недалеко ушли друг от друга царская Россия и Китай, где господствовала маньчжурская династия: и там и здесь богачи жили припеваючи, а бедные — в голоде и холоде. Проработал я на пристани год, больше не смог и, расставшись со своими русскими товарищами — такими же, как я, тружениками, — пошел
Трудный это был год. Тогда объединились враги новой власти — международный империализм и остатки свергнутых враждебных классов внутри России — и, развязав гражданскую войну, попытались задушить в колыбели молодую Советскую республику.
На Дальнем Востоке в разное время высадились войска японских и американских империалистов численностью свыше ста тысяч человек. Они, действуя в сговоре с бандами Семенова и Калмыкова, развернули бешеное наступление против Советской власти. Советские люди все как один поднялись на самоотверженную борьбу с белогвардейцами и интервентами. И в рядах борцов вместе с советскими людьми было много их китайских братьев, полных решимости драться с врагом не на жизнь, а на смерть.
Помню, однажды после полудня в мае или июне 1918 года в деревне Чуевка неожиданно появились партизаны. Их было много, они заполнили все дома деревни, которых насчитывалось около двухсот.
В доме кулака Кусцова, у которого я батрачил, остановилось свыше двадцати человек. Среди них был один лет сорока, рыжий, круглолицый и на вид строгий и суровый. Он был в черной кожанке, не расставался с трубкой и все ходил по комнате взад и вперед.
Я поинтересовался, кто он, и мне ответили, что это товарищ Мухин [6] — командир партизанского отряда.
6
Мухин Федор Никанорович, 1878–1919 гг. — старый коммунист, активный участник борьбы с царским самодержавием в Забайкалье. После Великой Октябрьской социалистической революции возглавил борьбу трудящихся Амурской области с японскими интервентами и белогвардейцами. — Прим. ред.
Вечером Мухин позвал меня к себе в комнату, пригласил сесть, угостил табаком и чаем, словом, обошелся со мною, как со старым другом. Я же терялся в догадках, чего он хочет от меня, и ерзал на стуле, охваченный беспокойством.
Он интересовался, где моя семья, сколько мне лет и как я работаю. Я все рассказал. Когда же он спросил, почему я не иду в революцию, мне нечего было ответить, и я пробормотал что-то невразумительное. А потом Мухин, что называется, пронял меня. Вдруг спросил, сколько мне удается заработать в месяц. Отвечаю: «Сорок, иногда сорок с лишним рублей». — «Подумай, — говорит он. — Ты в день работаешь пятнадцать — шестнадцать часов. Это только в поле. А в доме у хозяина? Намаешься за день в поле, придешь вечером усталый, измученный — тут надо напоить и накормить лошадей. А получаешь только сорок рублей. Это не более как месячный заработок при шести часах работы в день. Выходит, ты каждый божий день десять часов трудишься на дядю. Целых десять часов!»
Я призадумался. «Да, куда ни верти, а получается именно так, как говорит этот русский. Маюсь от зари до зари и дома, и в поле: работу у богача никогда не переделаешь, как никогда не заполнишь бездонной ямы! А ради чего стараюсь? Ой, сколько шкур с меня содрал хозяин за эти годы!»
— Помещики, кулаки и капиталисты, — продолжал Мухин, — всегда эксплуатировали нас, трудящихся. Свергнуть их — вот (наша задача.
Опять я призадумался. «Резонно, — думаю. — Я проработал у чужих людей более двадцати лет, а все такой же голодранец, каким всегда был. А сколько на свете таких, как я. Без революции не наступит новая жизнь. Значит, надо идти в революцию».
Мы проговорили целых
На другой день отправился я в окрестные деревни к друзьям и знакомым и рассказал им о том, что услышал от Мухина. В партизанский отряд вступило более пятидесяти моих соотечественников. Мухин сформировал из нас взвод и выдал каждому по винтовке. Я был назначен командиром взвода.
На третий день мы вместе с партизанским отрядом выступили в поход.
В отряде Мухина насчитывалось свыше десяти тысяч человек, все пехотинцы, на вооружении имелись пушки и пулеметы. Бойцы же были вооружены русскими трехлинейками, японскими винтовками и даже охотничьими ружьями; обмундирование. — самое разнообразное: кто в чем пришел. Одни были в чехословацкой военной форме, другие носили японское обмундирование.
Мы целыми днями бродили по тайге, то уходя от преследования японцев и белых, то нанося им удары. Иногда нам приходилось скрываться в дневное время, тогда по ночам мы совершали вылазки; порой действовали небольшими группами и уничтожали отдельные мелкие группы или объекты противника. Если условия не благоприятствовали, мы уходили в глубь тайги.
Зимой 1918 года наш отряд одержал победу в бою у большой железнодорожной станции Лидино в ста километрах северо-западнее города Серышево. Но потом положение стало ухудшаться. Подули северные ветры, начались снежные бураны. Не хватало продовольствия, не было зимнего обмундирования. Было мало и боеприпасов. Снег выпал по пояс, и люди не могли тащить на себе тяжелое вооружение. Перед нами встал вопрос: как быть дальше? Мухин приказал в целях сохранения живой силы разбить отряд на мелкие группы: одним продолжать боевые действия, а другим разойтись по домам, с тем чтобы с наступлением весны снова собраться вместе. Двадцать семь человек — командиры рот и выше — уходили в горы. Они должны были с наступлением весны сформировать кавалерийский отряд. Мухин после расформирования отряда уехал в Благовещенск.
В числе двадцати семи только я был китаец. Народ был очень дружный, все как родные братья. Этой зимой мы по указанию партии расположились в тайге в двухстах с лишним километрах восточнее Благовещенска. Пищу добывали только охотой.
Весной 1919 года, когда мы собирались возобновить боевые действия, пришла тяжелая весть: во время пасхальных праздников был схвачен и расстрелян наш любимый командир товарищ Мухин.
Это известие потрясло нас. Но мы не впали в уныние, а прониклись еще большей ненавистью к врагу и решимостью отомстить за смерть боевого командира. Товарищ Мухин пал, но тысячи других встали на его место!
Мы пробыли в сопках около пяти месяцев и теперь спустились в долины, как говорят в Китае, для «вербовки солдат и покупки лошадей». Мы брали к себе молодежь из деревень и призывали своих бойцов, которые зимой разошлись по домам… Так, отряд за отрядом у нас вскоре сформировалось новое партизанское соединение.
Командиром этого соединения стал Юшкевич, худощавый человек высокого роста лет тридцати с лишним, политическим комиссаром — Шилов, здоровяк лет за сорок.
По указанию партии мы создали шесть или семь партизанских отрядов. Насколько я помню, у нас были отряды Юшкевича, «Черный ворон», «Красных орлов», Архаро-Буреинский, а также 4-й отряд и отряд «Старика». Все отряды были конными, за исключением 4-го отряда, состоявшего исключительно из стрелков. Именно таким хотел товарищ Мухин сделать партизанское соединение.
В отряде «Старика» и в 4-м отряде насчитывалось по тысяче с лишним человек, а в остальных — по триста-пятьсот. Впоследствии численность нашего соединения достигла десяти тысяч с лишним.
Я попал в отряд «Старика». Командиром бойцы выбрали товарища Антонова, а я стал его заместителем. Антонову было лет сорок, он носил усы, отчего выглядел старше. Кажется, именно поэтому и отряд его был назван «стариковским».
После переформирования наши отряды, действуя мелкими группами, вели бои с противником в таежных районах между Читой и Хабаровском.