Друзья друзей
Шрифт:
– Нет. Горит что-то внутри.
– Пожар! – Командир перешел на спринт. – Нас опередили! Сжигают улики!
Пастух несся минуты две, едва не задохнувшись. Его группа продолжала бежать следом, не пытаясь вырваться вперед то ли из чувства уважения, то ли оттого, что им тоже было тяжело.
– Пастух, огонь усиливается, – произнес голос Рустама по рации. – Людей не вижу. Возможно, там никого нет. Мне вмешаться?
– Отставить! Мы почти дошли!
Перемахнув через поваленное дерево, Пастух выхватил «Макаров».
Дом офицеров был прямо перед ним – старое, давно
В голове Рябова пронеслось сразу несколько вещей. Первое и самое важное: его догадка оказалась верна. Дом офицеров действительно являлся конспиративным штабом расхитителей оружейных складов. Второе: Васильченко был напрямую в этом замешан, раз его неосторожные слова, оброненные во время допроса, повлекли за собой пожар в Доме офицеров. И третье: никто не сможет связать эти факты в единую доказательную базу, если Рябов не найдет свидетельств поджога.
– Обойдите здание! – крикнул он. – Ищите любого, кто движется!
В одном из окон, еще не охваченных огнем, мелькнула вспышка. Пастух понял, что это выстрел, еще до того, как услышал звук. Он метнулся в сторону, упал в траву и пополз к крыльцу, чтобы зайти с фланга. Насколько он помнил план Дома офицеров, сбоку располагался черный выход. Преступник наверняка выйдет оттуда.
– Салат ранен! – заорал Заповит, оттаскивая товарища в противоположную сторону, в спасительную тень. Рябов резко обернулся. К нему подбирался Совун. В его глазах отражалось пламя.
Подбежав к черному ходу, Рябов почти лоб в лоб столкнулся с выбегающим оттуда бойцом – в похожей военной форме, с маской на лице. Мощным ударом тот выбил «Макаров» из рук полковника. Поджигатель был выше, тяжелее и сильнее полковника и вдобавок существенно моложе.
Сзади послышался громкий хлопок, и Пастух моментально понял, что Совун попросту выстрелил из газового пистолета в них обоих. Желание громко материться быстро сменилось пониманием сути поступка – командир был единственным фактором, сдерживающим поджигателя от возможности покинуть узкий дверной проем. Стоит ему перескочить через командира, и он попросту застрелит их всех и затем скроется бегством. Уж лучше разменять обоих ферзей и на несколько минут вывести преступника из строя – пусть даже вместе с ним из строя выйдет и сам Рябов.
Пастух тем не менее решил попробовать внести в ситуацию изменения – крепко зажмурился, перестал дышать, нырнул вниз и крепко схватил врага за ноги, стараясь удержать на месте газового облака. Однако тот оказался не так глуп – сразу же понял, что происходит, и тоже свалился вниз, удерживая командира на деревянном крыльце. В следующий момент Пастух открыл глаза и увидел перед собой дуло револьвера.
Громыхнул выстрел. Голова поджигателя дернулась вбок, из его виска вылетело что-то, напоминавшее комок грязи. Тело нападавшего упало на полковника, который тут же вывернулся, чуть не скатился по лестнице и поднялся на ноги, переводя дыхание.
Совун стоял рядом, с
Внутри здания послышался дикий грохот – видимо, где-то взорвался газовый баллон. Пастух и Совун отошли на безопасное расстояние. Рябов смотрел на то, как сгорают все возможные материалы дела, не имея ни малейших представлений о том, что именно там могли хранить.
Рядом оказался Заповит.
– Как он? – опомнился командир. – Как Салат?
Заповит мрачно покачал головой.
– Мертв, – сказал он. – Пуля вошла в грудь.
Немного помолчав, Пастух разразился ругательствами.
Рация беспокойно зашипела.
– Вы в порядке? – спрашивал Рустам. – Дом офицеров взорвался. Все живы?
Глядя, как Совун осторожно склоняется над телом поджигателя, Пастух коснулся кнопки передачи.
– Салат погиб, – произнес он. – Возвращайся на базу.
Выключив рацию, он подошел к Корнееву.
– Все кончено, – сказал командир. – Надо уходить.
– Может, и нет, – вымолвил Совун. – Взгляните.
Перед ними лежал мертвый сержант Бенедиктов. Пастух смотрел на него, пытаясь найти этому объяснение. В его ухе все еще стоял свист от выстрела Корнеева.
– Это подчиненный Васильченко, – сказал Совун. – Прямой след к подполковнику. Все, что теперь у нас есть. Он – единственная улика. Надо добраться до Васильченко, немедленно.
– Да, – кивнул Пастух. – Слушай, я… спасибо, что помог мне.
– Нет, – Совун взял руку полковника и вложил в нее пистолет, – вам спасибо. Вы спасли мне жизнь.
– Что? – не понял командир.
Совун смотрел на него ясным взглядом, по которому ни один психолог мира не смог бы сказать, что этот человек только что убил другого – вероятно, впервые в жизни.
– Нам нельзя применять оружие, – сказал Совун. – Вам – можно. Если станет известно, что вы опоздали с операцией, позволили документам сгореть, одному из своих людей – погибнуть, а сержанту Бенедиктову – разоружить себя, то ничего хорошего не будет. Вы пойдете под трибунал, а я сяду в тюрьму на всю жизнь за несанкционированный выстрел, повлекший смерть единственного подозреваемого.
– Но…
– Все было не так. Это я сразился с Бенедиктовым, не имея огнестрела, а вы меня спасли выстрелом из своего оружия. Этот факт заставит посмотреть на все остальное под другим углом. Для всех вы станете героем. Вы получите поощрение, полковник. Завершение вопроса с хищением оружия станет венцом вашего текущего жизненного этапа.
Пастух медленно зачехлил оружие. Ствол «Макарова» был слишком горячим.
– Уходим, – сказал он. – Возвращаемся к машине и на полигон. Оставьте Салата здесь. Все равно утром тут будет половина города.
Добравшись до своего кабинета, Пастух заперся на замок и, не снимая пропахшего дымом и смертью костюма, рухнул на диван. Полежав несколько минут, он дотянулся до шкафчика, вытащил таблетку валидола и положил под язык.
Зазвонил телефон. Пастух продолжал сидеть, не обращая внимания. Телефон никак не умолкал. Спустя минуту его нервы не выдержали, он подошел к столу и снял трубку.