Друзья друзей

Недоруб Сергей

Но Корнеев-то знать об этом не может.

– И куда же девается оружие? – спросил Рябов, стараясь казаться равнодушным.

– Никуда, – ответил Совун. – Оно пропадало лишь по бумагам, в действительности никуда не деваясь со складов. Это было просто прикрытие. Смысл таких действий состоял в отвлечении вас от истинной проблемы.

– Меня?

– Да, вас, как талантливого аналитика. Васильченко занимался куда более массовой авантюрой: системой массового списания оружия с дальнейшим нелегальным экспортом его в соседние страны. В основном – в места российского южного конфликта. Схема включала многоуровневый ряд задач вроде искусственного износа

частей с целью их замены на действующих образцах вооружения и так далее. Но, как я сказал, утром мною будет написан детальный рапорт обо всем, что происходило.

Рябов прислонился к стенке, стараясь не упасть. Слишком много чувств обрушилось на него, сильнейшим из которых были потрясение от предательства Васильченко и исступление от осознания того, что семь месяцев в течение расследования и еще раза в полтора больше за время существования полигона его тупо водили за нос, заставив в итоге потерять здоровье и веру в себя. И при этом прямо под носом разворачивались куда более масштабные преступления, о существовании которых никто не подозревал.

– Значит, говоришь, доказательства есть? – спросил он глухо.

– Васильченко утверждает, что есть. В настоящее время документируем его показания.

– Ясно. – Рябов выпрямился. – Что ж, мое решение таково.

Корнеев смотрел на него без тени любопытства.

– Не вижу причин вмешиваться в вашу симуляцию, – сказал Пастух. – Продолжайте допрос.

– Продолжим.

Ответ прозвучал вполне нейтрально. Разумеется, Совун продолжит допрос независимо оттого, что там решит Рябов. Это Пастуху было совершенно очевидно, и он не имел причин сомневаться, что так и будет.

– Однако, – добавил Рябов. – Я предлагаю отдать раненых.

– Хорошо.

– Салат, Роса и трое людей Васильченко.

– Его люди останутся здесь.

Конечно, подумал Пастух. Его предложение было лишь проверкой, и Совун ее прошел. Он сохранит трех солдат в качестве залога, чтобы лейтенанту не вздумалось начать штурм полигона или, что еще хуже, вызвать сюда Соколова прямо сейчас.

– В шесть утра мои люди войдут сюда и переправят тебя и Заповита в укромное место, – добавил Рябов. – После чего я займусь разбирательством лично. Удачи, Совун.

– Удачи.

Выйдя из корпуса, Рябов на миг заслонился рукой от прожектора, и его тут же убрали.

– Отбой, – сказал он. – Все под контролем. Ложная тревога. Два человека – со мной в оружейку, еще один пусть ждет у моего кабинета. Остальным – взять полигон под усиленную охрану. Никому не звонить. Ни с кем не связываться. В шесть часов получите новые указания.

Приказы Пастуха не обсуждали – группа быстро рассыпалась, грузовики начали разъезжаться. Пастух посмотрел на ночное небо и пошел к подвалу главного корпуса. Начинались очень напряженные сутки, и ему следовало написать много бумаг. Достаточно много, чтобы предусмотреть все, что может выкинуть Виктор Корнеев.

Но Пастух не верил, что ему удастся обойти своего подчиненного. В конце концов, никогда не знаешь, под чьей шкурой может скрываться волк.

6

Московская Зона, второй день

17 марта 2014 г.

13:04

Как и всегда, Пастух не терял времени зря.

– Ты один? – спросил он.

– Да, – кивнул Виктор.

– Тогда заходи! – Пастух втащил его внутрь квартиры

и запер дверь. Затем на еще один замок. И еще. Виктор насчитал четыре замка. Тем не менее он помнил, что между его звонком в дверь и открытием двери прошло совсем немного времени. Вероятно, столько, сколько нужно, чтобы открыть один замок.

– Вы ждали гостей, – догадался Виктор, естественным для себя образом перейдя на «ты». Ранний Пастух не одобрил бы другого обращения. – Причем гостей незваных.

– Развиваем мозги, да? – Рябов задвинул две щеколды, вверху и внизу двери, после чего отложил ружье на полку. – Что еще заметил? Только на «вы» ко мне не надо. Не то время.

– Живешь один.

– Правильно.

– В последнее время не терял близких людей. – Виктор осматривал квартиру. Ничего особенного. Внезапно он понял, что эта обыденность и была нетипичной – квартира мало отличалась от его собственных берлог, которых он немало сменил в последние годы. Потому что квартира Пастуха была холостяцкой во всем. Виктор был готов поклясться, что в туалете он обнаружит поднятую крышку унитаза, возможно, прикрученную проволокой к стене, чтобы не падала.

– У меня уже очень долго нет никого близкого.

Пастух наскоро глянул за занавеску и прикрыл ее снова, застегнув на прищепки. Затем еще раз посмотрел на Виктора, уже внимательнее и спокойнее.

– Здравствуй еще раз, – сказал он. – Рассказывай. С чего решил заглянуть?

– Ну… – Виктор откашлялся.

Он не знал, с чего начать. Столько времени он ничего не соображал, но в квартире Рябова внезапно снова стал прежним Виктором Корнеевым – будто ничего особенного и не происходило. Может, на него так повлияла сама обстановка чужого жилья. Или сработала старая, впитанная через боль и стресс вера в то, что полковник Рябов обязательно решит любую проблему.

– Здесь опасно, – сказал он. – Та хрень, что творится в городе, может проникнуть в квартиру.

– Ты знаешь, что происходит?

– Да.

– Сколько времени у нас есть?

– Не знаю. – Виктор осмотрел прихожую.

– Безопасных мест нет?

– В Москве – нет.

– Тогда тут не лучше и не хуже, чем где-то еще. Проходи в комнату, сядь и успокойся. Можно не разуваться – сейчас тут спартанские условия. Иногда они полезны, знаешь ли…

Виктор прошел за хозяином в небольшую комнату, с диваном и старым телевизором. Похоже, Пастух не менял обстановку лет десять, а то и дольше.

– Сядь, – Пастух показал на диван, – и рассказывай. Спокойно и четко.

Виктор так и сделал. Просто сел и рассказал. Все, начиная со своей карьеры детектива, продолжая ЦАЯ и заканчивая Зоной в Москве. Он нарочно засек время и удивился, когда обнаружил, что ему хватило двух с четвертью минут.

Попутно он смотрел на Пастуха, пытаясь понять, насколько тот изменился за почти двадцать лет. Казалось, что не изменился вообще, если не смотреть на внешность. Да, годы взяли свое, но исключительно в физическом плане. Виктор боялся встретить упавшего духом старика, разбитого ранением, болезнью и политическими потрясениями последних лет. Но нет. Современный Александр Рябов мог служить ему примером – как, собственно, и служил долгое время. Виктор сам не мог понять, почему ни разу не заглянул к своему бывшему учителю. С другой стороны, вряд ли по лицу Пастуха можно было подумать, что он сильно скучал по тем, с кем уже не связан. Люди его категории не сентиментальны. Хотя с Васильевым он дружил. Возможно, после случая в Доме офицеров ему пришлось измениться.