Друзья Мамеда
Шрифт:
Слезы и в самом деле наворачивались на глаза, я вытирал их потихоньку рукавом рубашки и шел дальше. Возле колонки я остановился. Из крана текла тоненькая струя воды. Прежде чем наполнить ведро, я снял фуражку и умыл лицо. Вода была холодная, как в горном ручье. Мне сразу стало легче. Захотелось снять натиравшие ноги ботинки и побродить по луже, разлившейся возле колонки. Но не мог ведь я здесь на глазах у всех бродить по луже. Подставил ведро под струйку воды. Она текла медленно. Из соседнего дома вышла женщина с ведром и остановилась у колонки.
— Что, сынок, вода плохо течет? — спросила она. Голос у нее был
Она совсем не удивилась, что я мальчишка, а набираю воду. «Может быть, в городе не так, как у нас в ауле, — подумал я, — может, этот незнакомый парень и не думал смеяться надо мной, когда посылал меня к колодцу? А просто они все устали, копая землю, захотели пить и умыть лицо? Ладно, посмотрим, когда я вернусь с водой. Даст он мне лопату или нет?» Пока я раздумывал, женщина наклонилась над колонкой и повернула какую-то штуку, вода потекла сильней. Ведро мое быстро наполнилось. Я подхватил его и пошел назад. Прошел немного, поставил ведро и оглянулся. Женщина уже наполнила свое ведро и снова повернула круглую штуку на колонке. Вода перестала течь. Тут я вспомнил, что эта штука называется краном. Да, в городе все по-другому, чем у нас в ауле. Там у нас вода сама бьет из-под земли, течет по скалам, превращаясь в ручей. А здесь — водопровод. О нем нам рассказывала в школе учительница, и в книгах я читал. А сам увидел первый раз.
Едва я поставил ведро воды, как ребята вылезли из траншей и обступили его. Кружка была одна, и все пили по очереди.
— Молодец, Мамед, — сказал долговязый парень, — вкусная у тебя вода.
Я понял, что он не смеется надо мной, а просто шутит, и сказал:
— Ну давай лопату. Что я, зря, что ли, стоять буду!
Он сунул мне в руки чью-то лопату. Пока ребята пили, я спустился в траншею и принялся копать землю. Так я проработал вместе с этой группой до самого обеда.
Вечером меня вдруг вызвали к замполиту. В кабинете опять стояла невыносимая духота. Окна были плотно занавешены черными шторами, так что на улицу не проникал ни один луч света, и только из приоткрытой двери чуть струилась прохлада. А мне было жарко вдвойне. Я очень волновался. «Зачем он меня вызвал?» — думал я, поглядывая на замполита. Рядом с ним сидел наш военрук Рогатин. «Наверное, Иса нажаловался», — мелькнуло у меня. Сегодня после обеда Рогатин, встретив меня в коридоре, спросил, работал ли я. Я ответил, что работал. Он недоверчиво посмотрел на меня. Наверное, староста десятой группы сказал ему, что меня не было. Тогда я и сказал Рогатину, как Коля — так звали кривоносого парня — позвал меня в свою группу, умолчав, конечно, про драку с Исой. Он ничего не ответил и отпустил меня.
— Товарищ Мамедов, — позвал замполит, — подойди поближе.
Ну, сейчас он скажет при всех, что мне не место в училище. Сердце у меня под черной рубашкой колотилось так громко, что мне казалось, всем слышен его стук. Я нетвердыми шагами подошел к столу.
Но замполит не стал меня ругать. Напротив, он положил мне на плечо свою тяжелую руку и, обращаясь к мастеру Захару Ивановичу, сказал:
— Захар Иванович, этот паренек еще совсем почти ребенок. Мы не должны были его принимать в училище по возрасту. Но раз уж он приехал… Он старается! Сегодня он неплохо поработал на траншеях. Надо помочь ему овладеть мастерством.
Захар Иванович, не выпуская трубки изо рта, кивнул. Когда
Я уже повернулся, чтобы идти, как замполит опять окликнул меня:
— Орел, а орел, ты почему хромаешь?
Я сказал, что натер ботинком ногу. Замполит нагнулся и своей единственной рукой пощупал носки моих ботинок.
— Великоваты тебе, вот и натирают. Вырежи из картона стельки, — посоветовал он, — а на натертое место положи ваты. Через несколько дней нога подживет. Надо быть находчивым, Мамед. Здесь ведь нет рядом ни мамы, ни папы, надо самому заботиться о себе. Ну ладно, иди.
Едва я вышел, как столкнулся с Колькой, который разыскивал меня.
— Где ты пропадаешь? — спросил он сердитым голосом.
Я ответил, что был у замполита.
— Это еще зачем? — подозрительно глядя на меня, произнес Коля.
— Так ведь он велел мне прийти.
— Велел? Ну ладно, — примирительно сказал он.
Оказалось, что Коле попало за то, что он взял меня в свою группу. Седьмая группа считалась в училище лучшей. И многие ребята были недовольны, зачем он берет новичка, который неизвестно что умеет делать. Но Коля был старостой группы и настоял на своем. А к тому же ему попало от Рогатина за то, что он самовольно взял меня, тогда когда меня ждали в десятой группе. «Нарушаешь дисциплину, а еще староста», — ругал Колю Рогатин. Но теперь все как будто утряслось. Я остался в седьмой группе. Коля сам помог мне перетащить мою постель в другую спальню.
— Ну, теперь смотри держись, — сказал он мне, — и чтоб больше этого не было.
— Чего — не было? — не понял я.
— А кто Рогатину сказал, что я велел тебе остаться и за водой послал?
— Так ведь он меня спросил, что же мне было отвечать? Я и сказал: «Кривоносый парень велел остаться и сходить за водой».
— «Кривоносый»! — передразнил меня Коля. — Ты бы еще сказал, с бородавкой на носу.
Я глянул на Колю и только теперь заметил, что на носу у него и вправду маленькая родинка. Конечно, я не должен был так говорить Рогатину про него.
— Я тогда еще не знал, как тебя зовут, — пробормотал я смущенно.
— А теперь знаешь?
— Теперь знаю.
— Ну то-то. Возись тут с тобой, мелкота, — проворчал Коля, но я чувствовал, что он уже больше не сердится на меня.
В этот вечер я написал письмо маме в аул. Я писал, чтобы она не беспокоилась обо мне, что я уже не маленький и принят в училище. Выучусь и приеду навестить ее и младшего брата Ахмеда.
III
Дни в училище проходили быстро. Я теперь редко вспоминал аул. Впрочем, вспоминать было некогда. С утра подъем, уборка помещения, зарядка, завтрак. Потом занятия в мастерских, военные занятия. А вечером — кино. Я привык к училищу, и мне казалось, что я живу здесь очень давно. И ребята мне нравились, и наш мастер Захар Иванович, и даже город. Он уже не казался мне таким пыльным и душным, как в первые дни. Может быть, просто понемногу стала спадать жара. А еще мне очень понравилось море. Я видел его впервые. В свободное время я любил приходить на берег, стоял и смотрел вдаль. И каждый раз море казалось другим, не таким, как в прошлые дни.