Друзья мои мальчишки
Шрифт:
— Я соскучилась без своих мамах и папах, — сказала девочка.
Прабабушка ласково взяла её за пальчики.
— Надо сказать «без мамы и папы», — поправила она. — Погляди на этого мальчика. У него мама и папа тоже далеко, а он не плачет. И у всех ребят в твоём детском саду мамы и папы в городе, а посмотри, какие ребята весёлые. Пойди поиграй с ними, налепи много куличей…
Девочка мотнула своими бантиками.
— Я уже лепила двумями руками, — она протянула на улицу ладошки — все в песке.
— Надо
А девочке сделалось щекотно, и она засмеялась. И Матвей, глядя на неё, засмеялся.
— Ну, вот как хорошо, — сказала прабабушка. — Как же тебя зовут? — и дала ей конфету. И Матвею дала тоже.
— Ай-бориска! — сказала девочка.
— Тебя зовут Ай-бориска? — удивилась прабабушка.
— Меня зовут Капа, — ответила девочка, разглядывая Матвея. — А конфету зовут Ай-бориска. А этого мальчика как зовут?
— Мотя, — сказала прабабушка.
— Матвей! — громко сказал Матвей. — А конфету — барбариска.
Капа разглядывала его внимательно и серьёзно, нос высунула меж планок забора.
— Он у вас сердитый? — спросила Капа.
— Иногда, — засмеялась прабабушка. — Но ты его не бойся, он только рычит, но не кусается.
Капин голубой глаз зажёгся, как фонарик, от любопытства она привстала там, за забором, на цыпочки.
— А почему у него бидон? — спросила она.
— Мы идём за молоком, — объяснила прабабушка.
— Не надо, — сказала Капа. — У нас и так есть молоко с плюшками. А на улицу нельзя ходить, — прибавила она строго. — На улице ходят только чужие прохожие люди и стадо — корова и её сын — телёнок. Он ещё не корова, но уже бык.
Прабабушка очень удивилась, а Матвей фыркнул. Но Капа строго спросила, глядя на него сквозь щёлку:
— А тебя мама, что ли, пустила на улицу?
— Его прабабушка пустила, мама далеко, — ответила прабабушка. — Иди, маленькая, в группу, иди…
Личико у Капы вдруг вытянулось, глаза взглянули испуганно.
— Зачем она далеко? — спросила она.
— Она в Казахстан на самолёте улетела.
Капа спросила срывающимся голоском:
— Она со всей старшей группой улетела? — и выставила нижнюю губу ковшом: собралась плакать. — Пошли в лес цветы собирать, а сами улетели?..
Матвей сразу всё понял. Он понял, кто Капина мама. Подскочив к забору, он заговорил быстро-быстро, чтоб ни одна её слезинка не успела выскочить из глаз:
— Это моя, моя мама улетела! А твоя мама близко, рядом, в лесу, вместе со старшей группой. Её Алёна Ивановна зовут, да?
Капа кивнула, слеза выскочить не успела.
— Я хочу к ней, — сказала Капа. — Я тоже умею про лес стихи говорить: «Мало леса — береги, много леса — не губи, нету леса — посади». Я даже длинную песню про лес знаю.
— Спой, — попросил Матвей.
Капа помотала
— Нет, ты не услышишь такой тоненький мотив. — И сейчас же запела: — «Чи-жик, чи-жик, где ты был?..»
Матвей засмеялся:
— Что-то у тебя непохоже получается.
Капа задиристо тряхнула бантиками.
— А я не про того чижика пою, а про другого.
— Конечно, про другого, — сразу согласилась прабабушка и на Матвея посмотрела строго, хотя это был тот самый чижик.
Подошла воспитательница к Капе за забором.
— А, вот мы где, оказывается! — Взяла Капу за руку и повела к ребятам.
Капа шла задом наперёд и смотрела вслед прабабушке и Матвею.
— А у нас есть откручка! — крикнула она ещё, и тут её не стало видно за беседкой.
А прабабушка и Матвей всю дорогу думали-гадали — что такое за «откручка»?
— Выдумывает всякие слова. Но ничего, в детском саду её научат говорить правильно, — сказала прабабушка.
Матвей взглянул на неё снизу вверх. От панамки на её носу лежала тень, а на щеках и белой блузке прыгали солнечные пятна, пробившиеся сквозь листву. Прабабушка всегда надевала эту нарядную блузку, когда выходила на улицу Зелёную. Матвей сощурился лукаво, точно как прадед, когда поддразнивал прабабушку, и спросил:
— Прабаша, какая ты нарядная, что это ты так нафершпучилась? — И ещё прибавил: — Я уже барбариску схарапал, у тебя больше нет?
На миг прабабушка смутилась. Торопливо достав из кармана конфету, она сказала:
— Мотюша, не вздумай говорить такие слова. И Капа пусть учится говорить правильно. А я уже старая, мне переучиваться поздно.
И хотя проговорила она это строгим голосом, глаза её хитро улыбались. И Матвею подумалось: нет, умеет она говорить правильно, а просто дразнит прадеда, потому что она самая настоящая озорница.
Пришли к палатке. Там стояла очередь: разные тётки, две девчонки и мальчишки на трёхколёсных велосипедах тоже сидели в очереди. На рулях висели бидоны. Сперва стоять было скучно. Прабабушка попросила одну тётку подвинуться, пошарила палкой в траве, и у самой палатки показал шляпу подосиновик. Вся очередь удивилась, какие бывают чудеса: уж если человек — грибник, так к нему грибы сами навстречу вылезают.
Матвею нравилось, что прабабушку хвалят.
Потом тётки разговаривали про клубнику: пора в землю подсыпать жирного перегноя — его целые залежи за лесом у речушки, — а потом надо сажать усы.
«Какие усы? — удивился Матвей. — Может, бороды тоже нужно сажать?» Хорошо, что вслух не сказал. Ещё послушал, и оказалось, что усы — это молодые отростки, они длинные, во все стороны тянутся от старых кустов, их надо срезать и рассаживать. Одна тётка спросила другую:
— А вы слышали ночью выстрел в лесу?