Друзья мои мальчишки
Шрифт:
Илюша понял: это родилось утро.
И правда. В колхозе ударили железом по рельсу: «Дон-н!» — значит: «На работу пора!» И сразу мерно застучал движок на электростанции, запела механическая пила, звякнули вёдра, перекликнулись женские голоса.
Илюша что было сил побежал с горки вниз, ноги его гулко застучали по мосту.
А на том берегу, у моста, стоял человек, озарённый утренним светом. Он стоял, опершись обеими руками на тяжёлую суковатую палку, сам большой и могучий и такой родной Илюше. Завидев Илюшу, он высоко поднял седую голову.
— Внук! —
Не чуя ног, Илюша помчался к деду, с размаху уткнулся лицом ему в живот. Дед обхватил его руками, и так они постояли, радостные, счастливые, пока Илюша не вспомнил про письмо.
Он освободился из дедовых рук и вытащил конверт и ещё записку.
— Скорей читай! — заторопил он деда Илью. — Письмо заказное, очень срочное! И ещё записка, надо её поскорей отдать кузнецу, там шофёр в лесу ждёт, его надо выручить.
Но дед Илья не стал читать письма, сунул в карман:
— Уж я и без письма всё знаю. Мне баба Таня вчера вечером звонила. Как только Таиска ей сказала, что ты удрал.
— Таиска всё перепутала! — рассердился Илюша. — Не удрал я, а письмо тебе повёз.
— Понятно, — согласился дед Илья. — Пойдём отдадим записку в кузницу, шофёра твоего выручим.
— А у тебя даже борода была красная! — сказал Илюша и ещё раз оглянулся на солнце.
Оно уже оторвалось от края земли. Пожар зари остывал. В чистом поголубевшем небе солнце поднималось ввысь, ясное, умытое, золотое.
И вдруг они услышали звук мотора. Мотороллер, догоняя их, простучал по мосту. Подняв клубы пыли, взлетел на пригорок и, взвизгнув тормозом, стал на дороге среди ельника, рядом с дедом Ильёй и Илюшей.
— Ой! — сказал Илюша. — Батя!
С мотороллера слез Платов Второй. Он сверкнул в сторону Илюши глазами, они будто побелели от пыли и солнца.
— Нашёлся? — спросил он хрипло и обтёр платком бурое, потное лицо.
— Нашёлся, — ответил дед Илья.
— Да я не терялся вовсе, — объяснил Илюша. — Я бабы Танино письмо повёз. Оно срочное, важное. Баба Таня его всю ночь писала и даже вздыхала.
Платов Второй взглянул на деда Илью. Но дед смотрел только на Илюшу.
— Ладно, — решил дед. — Пойдёмте в мою каморку. Умойтесь с дороги, молоком напою с мёдом. А то мне и на стройку пора, некогда мне тут с вами.
— И я с тобой схожу, посмотрю на твою стройку, — сказал Платов Второй.
— Иди смотри, — ответил дед.
— А я тоже, — сказал Илюша. — Только сперва надо шофёра выручить.
— Шофёра твоего я уже выручил, — сказал Платов Второй. — Дал ему подходящую детальку, он её приспособил. Велел тебе привет передавать, уехал. — Платов Второй положил руку на плечо сына: — Слушай, Илья, в другой раз, прежде чем пускаться в путь, всё же посоветуйся с нами: с бабой Таней, с дедом Ильёй, со мной…
— Ладно, — пообещал Илюша. — А как мне с дедом советоваться, когда он далеко?
Платов Второй зорко глянул на
— Дед будет с нами. Верно я говорю, отец?
— Колбасы, что ли, зайти в магазин купить? А то чем вас кормить, незваных гостей? — сказал дед.
…Они мылись студёной водой из колодца. Жарили колбасу на чугунной сковородке, разбивали яйца ножом сразу на две половинки, как настоящие повара. Распрекрасная вышла яичница! Пили молоко с плюшками — дед купил.
Потом ходили на стройку, лазали по лесам, здоровались за руку с дедушкиными учениками, со всей школой-бригадой. Илюша тоже здоровался. Ученики почти все были новые, незнакомые Илюше. Поэтому, когда Семёнов Николай ухмыльнулся ему по-свойски, как старому приятелю, Илюше это очень понравилось.
— А где Рыжик? — спросил у него Илюша.
— Фьють! — присвистнул Семёнов Николай. — Нет Рыжика, — коротко сказал он.
Дед Илья дал своей школе-бригаде задание и сказал, что вернётся через два часа и проверит, кто как старался.
И они все втроём — три Ильи — ушли далеко за околицу, в луга.
— Да где ж Рыжик? — опять спросил Илюша.
Дед уголком глаза глянул в сторону Платова Второго, помолчав, ответил:
— Отправил я его.
— Да куда? — не отставал Илюша.
— К твоему отцу на стройку. Учится Рыжик. Монтажником будет.
Илюша увидал, как батя живо повернулся к деду:
— Отец…
Но дед продолжал говорить своё. И говорил он только Илюше:
— И ещё двоих отправил. Лучших. А сам вот набрал новых, несмышлёнышей. Ничего, тоже хорошие ребята, тоже мастерами станут.
Дед Илья говорил громко и весело. Как-то даже слишком весело. Илюше вдруг показалось: затем так и говорит, чтоб никто не заметил, как ему грустно, как он тоскует без Рыжика. И наверное, без Илюши тоже.
Илюша сунул свой кулак в руку деду, и дальше они всё время шли вместе. В роще, на прогалине, решили отдохнуть. Отец ходил вдоль поляны, курил и думал. А Илюша с дедом сели под берёзой. Дед молчал. Илюша положил голову ему на колени и тоже стал думать о всяком разном. Лежал и глядел вверх. Видел над собой небо, видел обросший седой щетиной дедов подбородок.
— Деда, — спросил он, — ты до скольких слонов тогда досчитал?
— Каких слонов? — удивился дед.
— Ну, тогда, ещё давно… После, как подкову гнули… На берегу, у нас дома… ты всё считал и считал… Ну, помнишь?
И дед вспомнил. И Таиску он тоже вспомнил с её слонами.
Он долгим, внимательным взглядом поглядел в широко распахнутые Илюшины глаза.
— Милый ты мой, — сказал он тихо. — Я не слонов считал. Я дни считал. Прикидывал, как нам с бригадой управляться, как нам работу лучше распределить. Хороший ты мой… — Он прижал к себе внука. Склонился над ним, будто хотел его загородить от всего — и от солнца, и от ветра, и от стрекозы, которая летала над ними. Стал гладить ему лоб и щёки жёсткой ласковой ладонью: — Мне слоны не помогут, нет, Илюшенька… Я только на одних людей надеюсь, только…