Шрифт:
1
– Ты проиграл, дружок, – мужчина, который ведет себя в нашем доме, как хозяин, криво усмехается, глядя на папу. – Что там у тебя? М-м, жаль, жаль.
– Виталик, слушай, я отыграюсь, – папа нервно вытирает пот со лба. – Клянусь тебе. Ты ж меня знаешь.
– Нет, не знаю, – поджимает губы мужчина. – Так что? Твой дом – мой дом? Хотя погоди, даже так не хватит.
Я вижу, как папины друзья переглядываются. Женя, Артем и Матвей давно с папой дружат, и они и правда пытались остановить это все. Они
– Пап, – понимаю, что сейчас произошло что-то такое, что перевернет нашу жизнь с ног на голову. – Перестань, пожалуйста.
– Лиза, иди к себе в комнату, – рявкает отец.
– Нет, Лиза, останься, – жестом останавливает меня Виталик. – Меня зовут Виталий Юрьевич.
– Очень приятно, – бормочу я.
– Давай так, ты останешься, а папа пойдет отдохнет. А еще лучше, съездит с моим водителем в банк. Скоро как раз все открывается.
Да, они играли всю ночь, под утро стало слишком шумно, и я проснулась, спустилась на первый этаж и увидела в гостиной их. Женя и Артем не играли. Они вообще играют редко и умеют остановиться в любой момент. Матвей проигрался и вышел. А папа… Мы просили и ругались, но Виталик не уходил, а папа не останавливался. В итоге, как я поняла, папа проиграл наш дом, машины, все, что осталось на счетах после смерти дедушки, и еще много больше этого. И что теперь делать, я не знаю. Слезный ком застревает в горле и мешает вздохнуть.
– Виталик, не надо, – папа бледнеет. – Девчонка же совсем.
– Тебе сколько лет, детка? – спрашивает Виталик.
Мужчина страшный. Нет, не в смысле не красивый, наоборот, даже очень красивый, но то, что Артем и Женя его еще не выставили, уже о многом говорит. Значит, этого нельзя просто взять и выставить, не нажив проблем.
– Восемнадцать, – дрожащим голосом отвечаю я.
– Значит, уже взрослая, – хмыкает мужчина, и меня пробирает озноб от его взгляда.
– Виталик… – папа начинает, но осекается под жестким взглядом Виталия Юрьевича.
– Ты иди, Сереж, – кивает он на дверь. – Там тебя уже ждут. Снимешь все, заедешь к юристам, а мы пока пообщаемся, да, Лиза?
Мне страшно от его тона и голоса, от того, как он вальяжно сидит, когда мы все напряжены, от того, как он глядит на меня…
– Да, – выдыхаю едва слышно.
– Вот и славно, – улыбается он.
Папа косится на меня, но даже сейчас я не вижу в его глазах вины – он бы играл и дальше, если бы Виталий Юрьевич согласился. Никакого чувства вины, только азарт.
Опускаю глаза, потому что не хочу на него смотреть.
– Ситуация такова, – произносит Виталик, когда за папой хлопает дверь. – Все считать умеют? Долг огромен. И вы знаете, что даже убить меня не вариант от него избавиться.
Я в ужасе оборачиваюсь и вижу, как на щеках Артема проступают желваки. Убить? Боже, да разве они на такое способны?
– Отдавать ему будет нечем, поэтому… – он чуть склоняет голову, смотрит на меня почти участливо. – Поэтому его убьют, как только он подпишет все, что нужно. Оставлять в живых такого должника – только репутацию портить.
– Не надо, пожалуйста, – вскидываю я на него глаза и натыкаюсь на пронизывающий взгляд серых глаз.
– Но есть вариант, – не обращая на меня внимания, говорит он.
– Какой? – хмуро спрашивает Женя.
Отчего-то сердце колотится все сильнее.
– Вы трахаете девчонку, – как будто о погоде рассуждает Виталий Юрьевич. – Да пожестче. И все живы. И Сережа, и Лиза.
– Ты больной, что ли? – взвивается Матвей, а я зажимаю рот руками, чтобы не заорать от ужаса.
– Вот именно! Больной, – он скользит взглядом по моей фигуре. – Поэтому… Что скажешь, Лиза? Позволишь тебя отыметь во все дырки, чтобы папочка остался жив? Ты же хорошая, любящая девочка, верно, Лиза?
Я всхлипываю, внутри все обрывается. Какой бы он ни был, но он единственный, кто у меня остался. Больше никого нет. Мама умерла очень давно, почти ее не помню, бабушка тоже. Дедушку похоронили совсем недавно, и я не знаю, как я переживу, если не станет еще и отца.
– С чего ты взял, что мы будем в этом участвовать? – Женя прищуривается, но никто из них не уходит, и это меня пугает.
– Вот с этого, – Виталик почти лениво достает самый настоящий пистолет, и я непроизвольно шарахаюсь назад, врезаюсь в грудь Артема, который тут же удерживает меня за плечи.
Я, конечно, готова многое сделать для отца, и даже это, но меня вдруг неприятно режет, что его друзья так быстро согласились на такое. А они уже согласились, я чувствую.
– И пожестче, – напоминает Виталий Юрьевич. – Люблю крики.
Паника вдруг накатывает на меня, застилает глаза, и я рвусь куда-то в сторону. Чья-то сильная ладонь резко перехватывает мой локоть, дергает так, что я падаю на колени, сбивая их о старый, кое-где выщербленный ламинат.
– Не надо, пожалуйста, – кричу я, заливаясь слезами. – Пожалуйста!..
– Прости, малышка, – слышу тихое, и уже громко: – На меня смотри!
Женя вздергивает мой подбородок так резко, что в позвонках больно. Я вскрикиваю, и с ужасом смотрю, как он расстегивает ширинку. Кто-то заламывает руки мне за спину, а Женя стаскивает с бедер джинсы вместе с боксерами. Я сцепляю зубы, мычу, дергаюсь, но сильные пальцы надавливают мне на щеки до боли, и когда я открываю рот, еще не сильно твердая головка, закрытая складкой кожи, проталкивается мне в рот.
2
Страх пересиливает даже отвращение. Я всегда мечтала, что мой первый раз будет нежным, с розами и их лепестками, что мой возлюбленный внесет меня на руках в комнату, полную зажженных свечей. Единственное, что сходится с моими мечтами, так это то, с кем именно это происходит.
Конец ознакомительного фрагмента.