Дрянь (сборник)
Шрифт:
Когда мы оказались в ней. Пузо подпер затылком притолоку и хрипло выпалил:
— Я на тебя больше не работаю.
Я огляделся. За два года здесь мало что переменилось: те же полки с альбомами по древнерусскому искусству, иконы на стенах, иконы на стульях, иконы на полу. Я посмотрел на Пузо, как он, сжавши зубы, играет желваками, и сказал:
— Да не трясись ты. Господи Боже мой…
— Я на тебя больше не работаю, — набычившись, упрямо повторил он.
— Это почему ты так решил? — поинтересовался
— Тебя же выперли… — начал Пузо и осекся, увидев в моих руках красную книжечку.
Спрятав ее обратно в карман, я прошелся вдоль длинного деревянного стола, на котором в разной степени готовности были разложены части большого пятнадцатистворчатого складня. Пузо был гениальным художником-реставратором, равных ему, пожалуй, не было в Москве. А еще он был жадным, трусливым, подлым человеком, не единожды по разным поводам продававшим своих друзей и клиентов. Пузо был стукачом.
— Неблагодарная ты свинья, — сказал я ему со вздохом.
— Почему ты не ценишь, что, уйдя с Петровки, я тебя никому не передал, а?
Пузо бессильно опустил тяжелые руки. Он уже сдался — как сдавался тысячу раз на моей памяти. «У меня же семья, — объяснил он мне как-то, оправдываясь, — да еще собаки…»
— Ты такого Кадомцева Елизара Петровича знаешь? — спросил я.
Пузо дернул плечами:
— Лично — нет, а слышать — слышал.
— Вот тебе задание: собери мне про него всю информацию, какую сможешь. Причем быстро. Отложи работу, это тебе дешевле встанет, — добавил я на всякий случай, чтобы он не расслаблялся.
Щекастое лицо Пузо повеселело: я не требовал от него ничего сверхординарного. На прощание я дружески хлопнул его по плечу:
— Когда соберусь на пенсию, закажу тебе свой портрет. — В гробу, беззлобно проворчал Пузо.
Лерик, которому я позвонил из автомата, был дома. Они с Лялькой готовы были меня принять.
— Что ты будешь есть? — спросил он деловито.
— Пожалуй, немножко омаров, — сказал я. Он неопределенно хмыкнул.
— А пить?
— «Вдову Клико».
— Заказ принят, — сообщил он. — Подваливай.
Когда-то, много лет назад, мы с Лериком только в такой манере и разговаривали. И сейчас он с готовностью подхватил ее. Много лет назад мы с Лериком были ближайшими друзьями. Потом мы были лютыми врагами. Потом… потом не было ничего. Время обтесало острые грани и дружбы, и вражды, как море обтесывает осколок бутылочного стекла — гладкого и мутного, не способного больше ранить. Смешно ведь двадцать лет спустя переживать детские обиды. Лялька выбрала его — и оказалась права. «Волги», шубы и бриллианты ей со мной не светили. Впрочем, что это я? В семнадцать лет они не светили ей и с Лериком. Это уж после каждый из нас распорядился собой, как смог: он стал преуспевающим кооператором, я — опальным милиционером. И хватит об этом.
«Жорж» весело катил по пустынным в субботний вечер улицам. На Ленинградском проспекте я дал ему шпоры, и он без напряжения мгновенно набрал сто двадцать. «Молодец, — похвалил я его, сбавляя скорость. — Завтра ты можешь пригодиться».
Дверь мне опять открыла Лялька. Но сегодня она выглядела скромнее — джинсы в обтяжку и черный облегающий свитер. В ушах и на шее тоже ничего не было, только на безымянном пальце левой руки посверкивал изумруд на полтора-два карата. Как говорится, скромненько, но со вкусом.
— Без формы ты выглядишь гораздо приятней, — сообщила она мне с обезоруживающей тактичностью. Сама она заметно пополнела за эти годы, и у меня на языке вертелся ответный каламбур насчет ее форм, но я оставил его при себе.
На пороге гостиной возник Лерик, раскрыл объятия и полез целоваться, щекоча усами.
— Пра-ашу, — сделал он приглашающий жест. — Администрация приносит извинения: вместо омаров крабы, вместо «Клико» — «Новосветское». Сами понимаете — время тяжелое, перестроенное.
И мы хохмили под крабы и шампанское, пикировались под семгу и коньячок, смешили Ляльку до слез. Потом она собрала посуду и ушла на кухню варить кофе, а мы остались одни, и Лерик, распечатав пачку «Салема», сказал серьезно:
— Я ведь в прошлый раз не шутил. У меня дело расширяется. А в нашей богоизбранной стране, чем больше у тебя дело, тем сильнее головная боль. Нужны люди… — он запнулся, подбирая слово, — твоей специализации.
Лерик прикурил от зажигалки в кожаном чехольчике, затянулся и посмотрел на меня, как бы оценивая:
— Для начала будешь получать тысячу в месяц плюс премия. — И он подчеркнул: — Для начала.
Я слегка обалдел. На фоне коньяка с шампанским от такого предложения могла закружиться и не такая слабая голова, как моя.
— А что делать?
— Скучать не будешь, — Лерик откинулся в кресле. — Мне ведь тебе про рэкет рассказывать не надо? У меня, например, несколько видеобаров, два комиссионных магазина да плюс игральные автоматы в аэропортах и на вокзалах. Нужно организовать охрану, нужно сопровождать деньги, да мало ли что еще.
— Надо подумать, — сказал я. Мне действительно надо было подумать желательно на трезвую голову. — А пока что у меня к тебе тоже просьбишка. Удели мне завтра часок-другой, поболтаем насчет той кражи у тебя из квартиры.
Лицо Лерика выразило удивление:
— Вот те на! А меня как раз сегодня тягали на Петровка для опознания! Нашелся мой видик и Лялькина шуба! Я так понял, что воров поймали…
— Нет, Лерик, — покачал я головой. — Никого пока не поймали. И поэтому до сих пор есть опасность, что вас могут ограбить еще раз. Так что считай, что я на тебя уже работаю. Пока — бесплатно.