Дрянь (сборник)
Шрифт:
Все время, что мы летели по ночному городу, я сидел на переднем сиденье, зажав ладони между колен, чтобы унять привычную дрожь азарта. «Неужели? Неужели? Вот сейчас! Вот сейчас!» И лишь при въезде в ворота больницы неожиданно удивился, а удивившись, успокоился: куда мы так торопимся? Если это Троепольская, то счет больше не идет на минуты!..
Гаишник уже ждал нас возле пандуса, к которому подъезжают машины «скорой помощи». Он оказался высоким и плечистым богатырем с круглым улыбчивым лицом. Словно уловив флюиды нашего нетерпения, он с места в карьер перешел к делу:
— Салина Александра Игоревна, вот адрес, я
— Пошли с нами, по дороге расскажешь подробности, — скомандовал Северин.
По дороге Игнатов рассказал, что парень, который сидел да рулем этих самых «Жигулей», совершенно не виноват. У него даже скорость была небольшая: сбросил, потому что собирался поворачивать направо к университету. Практически, он ничего сделать не мог — девка летела, не разбирая дороги, как ошпаренная, есть свидетели. Когда водитель ее увидел, было слишком поздно, он только и успел, что вдарить по тормозам, да попытался в последний момент объехать ее справа, но уже не смог: она ударилась о левое крыло, перелетела через капот и упала на газон, прямо в кусты. Наверное, это ее и спасло. «Скорая» подъехала через десять минут, при первичном осмотре врач определил, что вроде ничего не сломано, только плечо вывихнуто и множественные ссадины на голове и на ногах. Да, одета она была в яркое платье, и сумку ее, плетенную из соломы с цветочками, Игнатов тоже запомнил.
Мы стояли в полутемном коридоре приемного покоя и ждали дежурного врача, который пошел узнавать, в какое отделение положили Салину. Наконец он вернулся.
— Девятнадцатый корпус, семьсот пятнадцатая палата. Это неврология. Первичный диагноз: ушиб головы, — подозрение на легкое сотрясение мозга, состояние шока. Вывих плеча ей вправили еще здесь. — Врач посмотрел на часы: — Вам что, обязательно надо видеть ее прямо сейчас?
— Да, — твердо сказал Северин, — прямо сейчас.
— Хорошо, — пожал плечами врач, всем своим видом выражая неодобрение нашей спешки, — тогда я позвоню, скажу, чтобы ее тихонько разбудили и спустили к вам вниз, в холл.
Мы со Стасом переглянулись.
— Нет, — сказал Северин еще тверже. — Извините, но нам необходимо подняться туда самим. И не надо никого предупреждать.
Даже я слегка удивился северинской перестраховке. Неужто он в самом деле и от журналистки ждет подвоха? Но тут же подумал, что, пожалуй, Стас прав. Действительно, какого черта она валяется в больнице под чужим именем с несчастным ушибом?! Не может же она не соображать, что в это время творится в редакции, в милиции, наконец! И ведь если хорошенько подумать: чем мы занимаемся вот уже больше трех суток, как не расхлебываем кашу, которую она заварила!
Десять минут спустя мы уже знали, что никакой Александры Салиной в семьсот пятнадцатой нет. Дежурная по отделению, молоденькая врачиха, напуганная столь поздним визитом суровых молодых людей с грозными удостоверениями, волнуясь, рассказывала:
— Конечно, я ее помню, это моя была больная. Везучая, я ей так и сказала: вы везучая! Надо же, в такой переплет попасть — и в живых остаться! Ни-че-го! Ни перелома, ни даже сотрясения! Ушиб головы — и все! Но, видать, этот наезд здорово на нее подействовал: целые сутки от шока отойти не могла. Лежит на кровати и в потолок смотрит. Мы уж заволновались даже, но посмотрели ее — никакой патологии. Вообще-то такое бывает — я шок имею в виду. А вечером в понедельник… В понедельник?.. Да, в понедельник! Два дня назад, стало быть, встает она и приходит сюда, в ординаторскую. Я аж испугалась: бледная, вся пластырем заклеенная, за стенку держится, а глаза так и горят! Где, говорит, у вас можно позвонить? Я ей отвечаю: звоните отсюда. Потому что, думаю, пойдет к автомату на лестнице, да еще грохнется по дороге. А она постояла немного и повернулась уходить. Я ей говорю: что же вы, говорю, не стесняйтесь, звоните! А она мне: я передумала! Представляете? Странная, в общем, девица…
Странная девица выписалась из больницы на следующий день, во вторник утром. Шок как будто прошел, и оснований держать ее под наблюдением больше не было. К тому же она настойчиво просила врачей отпустить ее поскорее, объясняя, что у нее в городе важные дела.
При последних словах Северина передернуло.
— Ставлю полкило морфина против прижизненного Пушкина, — мрачно изрек он, когда мы спускались по лестнице, — что сегодня ночью нам спать не придется.
И как в воду глядел.
В окнах квартиры, принадлежащей Александре Салиной, было темно. На звонки в дверь никто не реагировал. Только что мы подняли с постели Комарова, который согласился, что времени терять нельзя, дал «добро» немедленно делать осмотр и приказал, если что — звонить ему тотчас. Мы молча сидели в машине. На то, чтобы передохнуть и хоть чуть-чуть собраться с мыслями, у нас оставалось минут пятнадцать — до тех пор, пока не приедет дежурная бригада с Петровки, где будет следователь, эксперт научно-технического отдела, слесарь-специалист по открыванию замков, и даже врач — на всякий случай.
А еще через час Северин докладывал по телефону Комарову, который сам разыскал нас через дежурного по МУРу:
— Платье — точно такое же, как на трупе, только грязное и драное, лежит на кресле. Сумка — один к одному, как та, что нашел Балакин, висит в прихожей. В ней паспорт Салиной, косметичка — побогаче, правда, чем у Троепольской, и на дне коричневый плащ. В тумбочке возле кровати обнаружены шприцы, иглы, коробка папирос, анаша, пакетик с белым порошком, похожим на морфин. Кровать разобрана, смята…
Но даже в докладе начальству верный себе Северин самое главное оставил напоследок:
— И еще, Константин Петрович. Тут… ковер как-то криво лежит, край у него завернут. Потом стул опрокинут, пепельница на полу вверх дном. В общем, похоже на следы борьбы.
17
— Слушай, — говорил Северин, выходя из ванной в облаке одеколонных паров и звонко шлепая себя по щекам, — а может, она просто с глузду съехала? Представь себе: сначала убийство, потом под машину попала! Тут у кого хочешь мозги в трубочку завернутся.
Я вяло кивал, не соглашаясь и не возражая. Под утро мы заехали ко мне — принять душ, выпить кофе, вывести несчастного Антона. За ночь, что мы провели, осматривая квартиру Салиной, у нас родилось с полдюжины разнообразных версий поведения Ольги Троепольской. И эта была не худее и не лучше других.
— А что, — воодушевляясь, продолжал Стас. — Предположим, ей каким-то образом попала в руки сумка этой Салиной. Там паспорт, ключи, внешне девки похожи, как два новых гривенника. И вот под влиянием всего, что случилось, ей показалось, что она — не она, а другая. А?..