Шрифт:
Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)
В коллаже на обложке использованы фотографии:
Учителям моим посвящается.
Все персонажи являются вымышленными.
Любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.
Часть I
– Я люблю тебя,
Девушка в смятых шелковых простынях страстно смотрела в глаза возлюбленному. Она – со спадающими на грудь шелковыми черными локонами, выразительными глазами и полуоткрытыми сочными губами, он – красавец с обложки глянцевого журнала. Но вместо небесных фанфар откуда-то сверху раздалось скептическое покашливание. Влюбленные, кажется, не услышали этих звуков. Девушка подалась еще ближе.
– Люблю, слышишь, тебя одного! И всегда любила только тебя!
Парень встряхнул головой так, что белокурые пряди упали на лицо.
– Я тебе не верю.
– Вот и я ей не верю!
Невзрачная пигалица в джинсах и свитере с высоким горлом, источник скептического покашливания, выскочила из тени в круг света, с грохотом опрокинув стул. Оказалось, двое в постели были тут не одни. И даже не главные. Вокруг роскошной кровати в кругу яркого света в тени толпилась съемочная группа.
От громкого звука с режиссерского места актеры в постели замерли и остановились. Все дружно перевели взгляды на главного. Режиссер Доценко, крепкий пятидесятилетний мужик с черными глазами на жестком бледном лице со следами бессонной ночи и седой небритостью, придававшей лицу структурность и скрывавшей начинающий заплывать подбородок, уставился в экран режиссерского монитора, как будто считал про себя от одного до десяти и обратно. Девушка в свитере, тряся белыми листами А4, на которых виднелось «ИНТ.СПАЛЬНЯ – НОЧЬ», не унималась:
– Какого черта она пялится в камеру, а не на него? А это: «Слышишь? Ты слышишь?»
Девушка весьма похоже передразнила и взор, и страстное придыхание. Режиссер, пребывавший в последней стадии терпения от ее покашливаний за своим ухом, отчетливо выругался матом. Чем, впрочем, никого из присутствующих не смутил.
Девушка в свитере продолжала волноваться:
– Да где здесь написано «слышишь»? Да что же вы! Я этого не писала! Ну нет тут такого!
Девушка явно намеревалась найти доказательство. Но нужный лист сценария все никак не находился. Доценко окончательно потерял терпение:
– Что она тут делает вообще?
Обратился он не к девушке в свитере, а к появившейся в дверях бывшего заводского цеха, ныне служившим съемочным павильоном, молодой женщине, румяной с мороза. В сапожках-шпильках, белой норковой шубке и модным клатчем под мышкой она выглядела клиенткой дорогого ресторана, случайно перепутавшей дверь в дамскую комнату с дверью, ведущей на рабочую кухню.
Женщина все же оказалась тут неслучайно. Исполнительный продюсер фильма Светлана Семагина процокала к месту действия, ловко попав в зазоры между клубками проводов камер, стойками осветительной аппаратуры, столами, заваленными пластиковыми стаканчиками со следами кофе и
Семагина обвела место действия взглядом опытного кризис-менеджера, оценивая масштабы внештатной ситуации, готовая взять на себя всю ответственность за упущенные рубле-часы и устранить причины. Однако девушка в свитере предпочла ответить режиссеру за себя лично и с вызовом:
– Вообще-то, я сценарист этого фильма.
Доценко не убедил этот довод:
– Вообще-то, вы мне срываете смену! Как вас там?
– Григорьева моя фамилия. Так, на всякий случай.
Семагина вздохнула, как воспитательница в детском саду, и выдала миролюбивую улыбку:
– Сергей Владимирович…
Но Доценко не поддался миролюбивому тону, рявкнул, все также обращаясь к Семагиной:
– Да уберите же наконец кто-нибудь ее отсюда!
Оператор Володька, балагур и не дурак выпить, развернулся ко второму режиссеру Шуре, одетой как спецназовец в штаны хаки и жилет со множеством карманов. Она в любой ситуации сохраняла завидное хладнокровие. Могла бы одной рукой вытащить отсюда наглую пигалицу, но это не входило в ее обязанности.
Пользуясь паузой, актер в кровати бесцеремонно толкнул в бок свою возлюбленную, которая достала из-под подушки пилочку и взялась подпиливать ноготь.
– Ренат, а правда, чего ты с этим «ты слышишь»?
Актер хохотнул, приложив ладонь к уху:
– Ась! Что? С возрастом туговат стал.
Актриса взметнулась, выставив вперед пилку:
– Это что было? Ты на что намекаешь?
Актриса обвела взглядом съемочную группу, остановившись на реквизиторше, костюмерше и гримерше, которых называла про себя «бабарихи». Те хихикали друг дружке на ушко у стеночки, переводя взгляды с режиссера Доценко на актрису и обратно. Заметив взгляд актрисы, направленный прямо на них, как по команде, «бабарихи» разом замолкли и приняли невинный вид.
Шура прогудела:
– Так что, Сергей Владимирович, еще дубль?
Второй режиссер обратилась к гримерше:
– Поправь, Валь.
Валя отделилась от стены. Выпорхнула «хлопушка».
– Сцена двадцать четыре, дубль шесть.
Актерам поправили грим, в круге света они опять развернулись друг к другу. Режиссер, стиснув зубы, надел наушники. Оператор прильнул к камере, осветитель поправил свет.
– Тишина на площадке! Снимаем! Мотор!
Сценаристка Григорьева бросилась на стул позади режиссера, разглаживая на острых коленках помятые страницы сценария, и зашептала на ухо продюсеру Семагиной, не желая сдаваться:
– Нет, ну кто так играет? Они вообще понимают у вас тут, что они делают? Такое ощущение, что…
Продюсер бросила взгляд на Доценко и приложила палец к губам. Но было поздно. Режиссер недобро развернулся:
– Я сказал, уберите ее со съемочной площадки. Иначе уйду я.
Все опять замерли, Шура махнула оператору и осветителю – отбой, ребята.
Сценаристка открыла рот от возмущения, но Семагина мягко взяла разгневанную Григорьеву за рукав, вытягивая со стула к двери, успев выдать через ее спину режиссеру выражение «я все улажу».