Дублер
Шрифт:
Жест не остался незамеченным у трех «бабарих» в микроавтобусе. Петрович обернулся к народу.
– Ну что, поехали?
– С песней, Петрович! Заводи!
Петровича «апрелевские» любили: всегда на подхвате, никогда не ворчал, если снимали до глубокой ночи, развозил до дома даже «замкадовцев», и денег лишних не брал. Хороший Петрович мужик. А голос какой – лучше, чем у Шаляпина. Вместо радио развлекал киношников по пути на работу и обратно. Это было святое.
Вдоль– раздалось из автобуса, и вся группа дружно подхватила:
По Тверской-ЯмскойС колокольчиком!Едет миленькой,Сам на троечкеЕдет лапушкаПо проселочкам!Веселые ребята эти «апрелевцы». «Приколисты», как про них говорил Петрович своей жене Кузьминичне, рассказывая, чего наснимали сегодня и кого видел из известных. Потому Кузьминична, ранее простая учетчица на заводе «Электрод», после выхода на пенсию стала звездой подъезда.
Лиза вышла из лифта с подземной стоянки и вошла в торговый центр, спросив у охранника в костюме:
– Извините, а где у вас тут цветы?
Вышколенный охранник указал в сторону галереи:
– Второй этаж, слева увидите.
– Спасибо, – поблагодарила Лиза.
Лиза вошла в цветочный салон. Она оглянулась в поисках консультанта – на кассе никого не было, редкие покупатели, как и она, бродили по залу. Композиции, икебаны, вазы, панно. Но роз в чистом виде она не заметила. Лиза уже немного спешила. Наконец заметила молодого человека в костюме, окликнула:
– Молодой человек! Можно вас?
Молодой человек с открытым доброжелательным лицом и короткой стрижкой оторвался от ценников на экзотических икебанах и развернулся к Лизе.
– Конечно.
– А есть у вас просто розы? – спросила Лиза.
Молодой человек оглянулся, пользуясь ростом: он был выше Лизы, высмотрел в непарадном углу ведра с розами, кивнул, и Лиза направилась за ним.
– Вам какие? Красные? Белые? Желтые?
Консультант, как гостеприимный хозяин, указал на ассортимент.
– Красные.
– Сколько?
– Пятьдесят пять.
Молодой человек удивился:
– Ого!
– Юбилей, – объяснила Лиза.
– Будет сделано, – сказал молодой человек и стал выуживать из ведра красные розы одну за другой.
– Вот эта не очень, – немного покапризничала Лиза. Маме в юбилей ей хотелось самого лучшего.
– Заменим, – охотно отозвался молодой человек, держа целую охапку.
– Сделайте, пожалуйста, чтобы красиво, – попросила Лиза.
– Запросто, – ответил консультант, достал пару-тройку пушистых зеленых веток, искусно воткнул между розами.
– Упаковочку?
Для
– Пожалуй. И еще открыточку подберем? Есть с цифрами?
Парень, держа огромный букет в руках, устремился к вертушке открыток у кассы.
– Сейчас поищем.
Парень окликнул девушку, появившуюся у кассы:
– Девушка, открыточки есть у вас? Нам маме на юбилей. И букетик сделайте нам, вон с той зеленой сеточкой.
Продавец кивнула, принявшись заворачивать розы. Лиза смутилась:
– Извините, я думала вы – консультант. Костюм…
– В костюмах теперь ходят только охрана, президент и продавцы пылесосов, – рассмеялся парень. – И те, кто идет на юбилей бабушки.
Молодой человек окликнул продавщицу.
– Поищите и мне открытку – «Восемьдесять».
Продавец салона повертела стойку с открытками, выудила «Пятьдесят пять».
– «Восемьдесят», к сожалению, нет.
– Вот и бабушка думает, что столько не живут. Она последние лет десять уверена, что это последний день рождения и последнее семейное фото. Ей хочется, чтоб все было чинно и благородно.
– Еще раз простите, неловко вышло, – извинилась Лиза.
Ей упаковали букет, она достала бумажник. Молодой человек положил на прилавок свой букет, из белых лилий.
– Да что вы. Всегда рад помочь. Поздравьте от меня вашу маму.
Лиза отозвалась:
– А вы от меня – свою бабушку.
Лиза, улыбнувшись, вышла из салона.
Машина Доценко направлялась по ночному городу. Рената откинулась, поглаживая Доценко по затылку, в этом женском движении была претензия на собственность, но ему было приятно. Белокурых кудрей, как у Солнцева, у Доценко давно не было, лет с тридцати начал лысеть, брил голову, не унижал себя камуфляжем лысины забором с висков. Рената пока не преодолела барьер с «вы» на «ты», еще не переспали, что бы там ни шептали «бабарихи».
– Вы такой добрый. Я про Петровича.
– Доброе слово и кошке приятно, – добродушно произнес Доценко.
– Хотите сказать: лаской от людей добиваешься куда больше, чем грубостью? – Рената во всем искала резон.
Доценко покоробила ее прямота.
– Циничные вы, молодежь.
Рената пожала плечами:
– Да нет – просто вслух говорим.
На миг Доценко подумал, что она не такая уж дура. Но Рената испугалась того же – умных мужчины часто путают со стервами. Сердцем стервы она чувствовала, что дурочкой можно поиметь с мужика куда больше и с меньшими трудозатратами. Дурочку хочется опекать. Решила загладить.
– Вы бываете таким разным. Добрый и мягкий, властный и жесткий, – промяукала Рената.
– Ты про сценаристку? – спросил Доценко.
Рената испугалась, что может испортить ему настроение.
– Вы правильно ее осадили! Какие наглые эти авторы! Указывать режиссеру с актерами! Да кто она такая вообще.
Доценко выдал не ту реакцию, что Рената ждала. Вообще Доценко выдавал не те реакции. Ренату это немного беспокоило. Ей нравилось все держать под контролем.
Доценко на миг задумался: