Дублерша для жены
Шрифт:
— Вот видите! А вы не хотите ему сообщить.
— Если бы ему нужно было знать, то звонили и подкидывали бы анонимные письма не нам, а ему самому!
— Ага! — воскликнула я. — Наконец-то я от вас добилась, каким именно способом вам угрожали. Когда звонили, трубку снимала ваша супруга?
— Когда она, когда я. А однажды ей и вовсе позвонили на мобильный, а его номер знают только самые близкие люди.
— Понятно. Леонард Леонтьевич, а вот когда трубку брали вы, что вам сказали?
Тот поморщился:
— Ой,
В общем, бессодержательная грубость. Но Алине, видно, говорили что-то более конкретное, потому что она ходила испуганная.
А когда у нее сожгли джип и она чудом уцелела, то я решил отправить ее за границу.
— И когда сожгли джип?
— Недели три тому назад.
— В Москве, в Тарасове или в ином городе или регионе?
— Да какая Москва, тут его сожгли! Все газеты слюной захлебывались, обсасывая это дело.
Я подумала, что Эллер, верно, несколько преувеличивает широту освещения событий, происходящих с его семьей, в СМИ.
По крайней мере, я ничего подобного не видела ни в газетах, ни в Интернете, а вычитываю я оттуда довольно много.
— Хорошо, — сказала я, — Леонард Леонтьевич, прежде чем мы определимся в конкретных рамках моей предполагаемой работы на вас, хотелось бы прояснить вопрос времени и вопрос оплаты.
— В смысле — сколько вам надлежит изображать мою жену?
— Да.
— Это будет видно. А что касается денег, то давайте установим поденную оплату. Устроит вас в день, скажем, такая сумма?
И он назвал очень неплохую цифру.
Я столько не ожидала, но для проформы сделала озабоченное лицо и слабо пожала плечами с последующим:
— Ну-у.., как вам сказать?
— Хорошо, — поднялся из-за стола Эллер, — я увеличу названную цифру в полтора раза. Устроит вас?
Видимо, я в самом деле крепко была ему нужна, потому что он даже в лице изменился, пока боролись в нем необходимость привлечь меня на свою сторону и скупость.
О прижимистости знаменитого режиссера я слышала много злобных и, как выяснилось, довольно недостоверных слухов, но какое-то зерно истины в них все равно присутствовало.
— Да, Леонард Леонтьевич, — сказала я, — устроит.
— Тогда едем ко мне.
— Надеюсь, вы потребуете от меня выполнения супружеских обязанностей только после подписания контракта? — пошутила я.
Он как-то странно окинул меня взглядом и выговорил:
— Женя, а как вы обычно привыкли подписывать контракт? В двух экземплярах?
— Разумеется. Один — мне, один — вам.
— Дело в том, что.., мне не хотелось бы оставлять письменных свидетельств нашего сотрудничества. Давайте будем работать на основе устной договоренности. Чем меньше бумаг, тем лучше. Я не хотел бы, чтобы вся история всплыла на поверхность при.., скажем так.., определенном раскладе ситуации.
Конечно,
Он выглядел очень расстроенным. Мне даже стало стыдно за свое буквоедство и формализм. В самом деле, один из лучших режиссеров нашего кино, которого лично моя тетя считает чуть ли не гением, просит меня оказать услугу, о которой я, быть может, буду вспоминать всю жизнь, так нет же.., неужели я буду и впрямь «выгрызать» себе каждую строчку в контракте, пользуясь затруднительным положением этого уважаемого человека? Совесть надо поиметь, Женечка! Оплату он предложил очень щедрую, так что почему бы и не пойти ему навстречу, не отступить от своей обычной практики?
Ничего страшного не произойдет.
— Леонард Леонтьевич, — сказала я, — если вам удобнее без документов, то я готова принять ваше условие. Все-таки вы не кто-нибудь.., не бизнесмен с большой дороги, хотя и такие мне нередко попадались.
Он кивнул и сказал:
— Ну хорошо. Поехали.
Глава 3
Квартира Леонарда Леонтьевича Эллера располагалась в большом сталинском доме.
По всей видимости, в этой квартире жили еще его родители, а с их смертью она отошла единственному их сыну. Правда, хозяин нечасто баловал родной дом посещениями.
В Тарасове он бывал наездами и все больше по профессиональной надобности или для отбора актеров в местных театрах, считающихся далеко не самыми последними в России. Конечно, он мог полностью укомплектовать актерский состав фильмов, которые он ставил, московскими кадрами, но Эллер, как некоторые наиболее благодарные провинциалы, пробившиеся в столицу, предпочитал тянуть наверх своих земляков.
Надо сказать, я удивилась, не найдя в его доме ожидаемой роскоши. Он, кажется, это заметил, потому что сказал:
— Я оставил тут все, как было при маме и папе. Только телевизор и холодильник сменил, потому что у них совсем уж рухлядь была, а менять они не хотели, хотя я им предлагал. Говорили, что со старыми им удобнее, привычнее. Ну что ж, сейчас мы с вами посмотрим семейные видеозаписи.
Нам завтра предстоит ехать к Борису Оттобальдовичу, так что вам, Женя, нужно вжиться в образ. Понимаете?
— Да отчего не понять. Ставьте свое видео. Оно у вас на компьютере?
— Нет, не привез я еще компьютер.
Я ведь все больше на новой квартире, которая жене принадлежит, жил. Там роскошь, конечно. А сюда она один раз приехала, посмотрела, да и рукой махнула: дескать, не хочу и не буду. Это у нее любимые фразы такие — «не хочу» и «не буду».
— У меня они тоже были любимыми.
— Правда? — с живостью повернулся он ко мне.
— Правда. Только тогда мне было пять или шесть лет. Ну что же, давайте смотреть ваши веселые картинки с Алиной Эллер.
— Красиво звучит, правда? — вдруг спросил мэтр.