Дублинцы (сборник)
Шрифт:
– Да ну, Джо – это честный малый, – отвел О’Коннор.
– Отец его был честный, почтенный человек, – признал мистер Хенчи. – Старина Ларри Хайнс! Немало он сделал доброго на своем веку. Но опасаюсь, этот наш друг не чистой воды алмаз. Черт дери, я всегда пойму, если парню туго, но кого я не понимаю, это прилипал. Мог он в себе найти хоть на грош мужского?
– Я-то его не больно привечаю, когда он заявляется, – сказал старик. – Пускай его работает для своих, а не ходит сюда лазутничать.
– Ей-ей, не знаю, – с сомнением произнес О’Коннор, вынимая курительную бумагу и табак. – На мой взгляд, Джо Хайнс – прямая душа. Притом он способный, пером владеет. Вы помните эту его штучку…?
– А на мой взгляд, – сказал мистер Хенчи, – среди этих фениев и боевиков в горах есть некоторые слишком способные. Сказать вам мое личное и чистосердечное мнение насчет кой-каких этих шутников? Я думаю, из них половина на жалованье в Замке.
– Про то неведомо никому, – сказал старик.
– Но я-то знаю как факт, – сказал мистер Хенчи. – Они наемники Замка… Я не говорю, что Хайнс… Нет, черт дери, он-то, думаю, выше этого… Но вот есть один такой коротенький косоглазый сэр – вам понятно, на какого патриота я намекаю?
О’Коннор кивнул.
– Так он вот, если хотите, по прямой линии потомок майора Сэрра! У-у, патриот по крови! И он вам продаст свою родину за четыре пенса – ага – и будет на коленях благодарить Всемогущего Христа за то, что у него нашлась родина, чтобы ее продать.
Послышался стук в дверь.
– Войдите! – произнес мистер Хенчи.
У входа показалась фигура, напоминавшая бедного пастора или актера. Черная одежда была наглухо застегнута на его низеньком теле, и нельзя было сказать, носит ли он воротник церковного или мирского фасона, потому что воротник его заношенного редингота, в облезлых пуговицах которого отражалось пламя от свечек, тесно окутывал его шею. На голове его была круглая черная шляпа жесткого фетра. Лицо, поблескивавшее капельками дождя, выглядело как желтый сыр со слезой, за вычетом двух красных пятен, указывавших на скулы. Его очень длинный рот резко разинулся, выражая обескураженность, но в тот же момент он широко раскрыл свои синие живые глаза, чтобы выразить удивление и удовольствие.
– Как, отец Кеон! – воскликнул мистер Хенчи, вскакивая со стула. – Вы ли это? Входите, входите!
– Нет-нет-нет-нет! – произнес скороговоркой отец Кеон, сложив губы трубочкой, как говорят с маленькими детьми.
– Вы не хотите войти, присесть?
– Нет-нет-нет! – повторил отец Кеон, который говорил мягким и кротким, медоточивым голосом. – Я не должен вас беспокоить! Я просто ищу мистера Феннинга…
– Он тут рядом, в «Черном орле», – сказал мистер Хенчи. – Но, может быть, вы войдете все-таки на минутку?
– Нет-нет, благодарю вас, тут просто небольшое дело, – отклонил отец Кеон. – Благодарю вас.
Он начал ретироваться, а мистер Хенчи, взяв один из подсвечников, пошел, чтобы посветить ему на лестнице.
– Ну что вы, не затрудняйте себя!
– Но тут так темно на лестнице.
– Нет-нет, мне видно… Благодарю вас.
– Вы спустились уже?
– Все в порядке, спасибо… Спасибо.
Мистер Хенчи вернулся и, поставив на стол подсвечник, снова уселся у огня. Некоторое время прошло в молчании.
– Скажите мне, Джон, – произнес О’Коннор, раскуривая сигарету от очередного выборного листка.
– Да?
– А что он такое на самом деле?
– Спросите чего полегче, – отвечал мистер Хенчи.
– Я смотрю, их с Феннингом водой не разлить. Сидят почасту вместе у Каваны… Священник он вообще или нет?
– Ммм… думаю, что да… Я думаю, он, что называется, паршивая овца в стаде. У нас не так много их, слава Богу! но несколько таких имеются… По сути, несчастный человек…
– А чем он пробавляется?
– Еще одна тайна.
– Он приписан к какой-нибудь церкви, к часовне или там к заведению…
– Нет, – сказал мистер Хенчи, – полагаю, он путешествует за собственный счет… Эх, Господи прости, – прибавил он, – а я-то думал, что он – это дюжина портера.
– Мы можем хоть рассчитывать на глоток? – спросил О’Коннор.
– У меня тоже уж пересохло, – сказал старик.
– Я трижды спрашивал этого шпаненка, – сказал мистер Хенчи, – соизволит ли он прислать дюжину портера. И сейчас вот снова спросил, только он у стойки, без пиджака, очень глубокомысленно балабонил с олдерменом Каули.
– Что же вы ему не напомнили? – сказал О’Коннор.
– Ну, я ж не буду встревать, пока он говорит с олдерменом Каули. Я подождал, пока не вышло перехватить его взгляд, и говорю: «Так насчет того дельца, про которое я вам…», а он мне на это: «Все будет в порядке, мистер X». Да видать, этот мальчик-с-пальчик все давно позабыл.
– Какая-то тут у них комбинация, – проговорил О’Коннор задумчиво. – Я вчера видел их всех троих на углу Саффолк-стрит, и что-то они так горячо обсуждали…
– Сдается мне, я знаю эту игру их, – сказал мистер Хенчи. – На сегодня, если ты хочешь стать лорд-мэром, надо, чтоб ты был должен денежки отцам города. Тогда они тебя сделают лорд-мэром. Истинный Бог! Я вот подумываю, не сделаться ли мне самому отцом города. Что вы на это скажете? Подойду?
О’Коннор рассмеялся.
– Ну, если главное – это быть в долгах…
– Буду выезжать из Дворца в мантии из говностая, – продолжал мистер Хенчи, – а Джек будет сзади на запятках в пудреном парике – а? как?
– Меня тогда возьмите личным секретарем, Джон.
– Непременно. А отца Кеона назначу личным духовником. Устроим семейный праздник.
– Ей-ей, мистер Хенчи, – сказал старик, – вы б лучше подошли, чем из них некоторые. Я вот намедни говорю со старым Киганом, с привратником. «А как тебе новый хозяин, Пэт?», это я ему. «У вас никак помене стало приемов», я ему. «Приемов!», это он мне. «Да ему на обед хватит запаху от кухонной тряпки». И дале что он сказал, это как Бог свят, я не мог поверить.
– А что? – спросили О’Коннор и мистер Хенчи.
– Он грит: «Вот как тебе это будет, ежели лорд-мэр Дублина для своего стола посылает в лавку за фунтом баранины? Как тебе этакая широкая жизнь?», это он мне. «Диво! Ну, диво!», я ему. «Фунт баранины», он мне, «привозют в ризиденцию мэру». «Диво!», я ему, «что ж это теперича за люди стали»?
При этих словах раздался стук в дверь, и в комнату просунулась голова подростка.
– Чего еще? – спросил у него старик.
– Из «Черного орла», – отвечал подросток, протискиваясь в дверь боком и ставя на пол корзину, в которой позвякивали бутылки.