Дуэль с судьбой

Картленд Барбара

— Скорее тысячи, — самодовольно произнес маркиз. — И, конечно же, генеалогию изучали римляне, чтобы показать разницу между патрициями и плебсом.

— К которым принадлежим мы, — резко вставила Ровена, раздраженная всем этим разговором. — Наступило время вашего отдыха, милорд. Иди же, Гермиона, ты прекрасно знаешь, что должна накрывать на стол.

— Как только что-нибудь заинтересует меня, все время приходится идти и делать что-то скучное, — обиженно воскликнула Гермиона. — Я уверена, что для моих мозгов куда полезнее послушать рассказ его светлости, чем считать, сколько чашек и блюдец поставить на стол.

Однако

Гермиона привыкла повиноваться во всем старшей сестре. Но, прежде чем выйти из комнаты, девочка взглянула через плечо на маркиза и сказала:

— Мне хотелось бы услышать о вашем увлечении гораздо больше, милорд. И взглянуть на родословное древо вашей семьи.

— Обязательно покажу его тебе, — пообещал маркиз.

Ровена закрыла ставни, чтобы солнечный свет не беспокоил маркиза.

— Очень жаль, что вас не заинтересовало мое любимое занятие, — сказал он.

— Это не совсем так, — ответила Ровена, отворачиваясь от окна и подходя к постели больного.

— Тогда в чем же собственно дело? — поинтересовался он.

— Я знаю, что вы стараетесь сделать нам добро, милорд, и ценю все, что вы дали нам с момента появления здесь. — Ровена сделала паузу, тщательно подбирая слова. — Но я не хочу, чтобы вы подружились с детьми настолько, что им будет слишком не хватать вас, когда вы покинете этот дом, который наверняка покажется им после этого чудовищно скучным местом.

— Думаю, вы мне льстите, — сказал маркиз.

— Не собираюсь делать ничего подобного, — отрезала Ровена, — Я просто слишком хорошо понимаю, что, в то время как все мы не имеем в вашей жизни никакого значения, вы начинаете оказывать сильное влияние на нашу. — Тихо вздохнув, Ровена продолжала: — Марк не может говорить ни о чем, кроме ваших лошадей. Ваш конюший позволил ему покататься на них. И как, по-вашему, он будет чувствовать себя потом, когда в его распоряжении окажется только старый Доббин, на котором можно покататься лишь в те редкие часы, когда отец не ездит на нем к своим пациентам?

— Мисс Ровена, неужели вы не согласны, что для мальчика в возрасте Марка вполне естественно интересоваться лошадьми?

— Интересоваться — да! Но быть одержимым — нет! Особенно такими лошадьми, которых ему вряд ли еще доведется когда-нибудь увидеть, не говоря уже о том, чтобы поездить на них, — резко возразила Ровена.

Маркиз ничего не ответил, и девушка продолжала:

— Гермиона, как вы знаете, считает вас самым привлекательным, самым восхитительным мужчиной на свете. Если вы станете ее стандартом настоящего мужчины, разве сможет бедная девочка удовольствоваться простым скромным юношей, за которого ей предстоит выйти замуж через несколько лет в нашей тихой деревушке?

— Вы снова льстите мне, — улыбнулся маркиз.

— Я думаю не о вас, — заверила его Ровена. — Вы вскоре покинете этот дом и вернетесь к жизни, которая далека от нас, как небо от земли. — Маркиз нетерпеливо заерзал, собираясь что-то возразить, но не стал перебивать девушку. — Вне всяких сомнений, через пару недель после возвращения домой вы забудете о самом факте нашего существования и никогда даже мимоходом не вспомните о нас. Но я боюсь… Я очень боюсь, что в этом доме вы произвели на всех неизгладимое впечатление.

В голосе Ровены послышалась горечь. Маркиз, тронутый волнением девушки, сказал:

— Вы забыли упомянуть о двух членах этой семьи — о Лотти и о себе.

— Лотти будет не хватать персиков и другой вкусной снеди, к которой она уже привыкла и которая вскоре перестанет появляться на нашем столе, — сказала Ровена. — Но она достаточно сдержанная девочка и не создаст таких серьезных проблем, как Марк и Гермиона.

— А как насчет вас?

— Я забуду вас, милорд, забуду как можно скорее, — торопливо заверила его Ровена.

— Вы думаете, это будет легко?

— Уверена в этом. Метеорит пролетает по небу довольно редко, и даже молния, говорят, никогда не бьет дважды в одно и то же место.

— А если я скажу, что мне нелегко будет забыть вас, вы поверите мне? — серьезно спросил маркиз.

— Гораздо проще было бы поверить в существование Афродиты и всех остальных греческих богов.

Подойдя к двери, Ровена добавила:

— А теперь мне пора спуститься вниз и приготовить вам чай. Надеюсь, ваша светлость прислушается к моим словам и не станет завлекать Гермиону и Марка.

Она вышла из комнаты, прежде чем маркиз успел что-то ответить, но после ее ухода он сидел еще несколько минут, не сводя глаз с двери, погруженный в глубокое раздумье.

На следующее утро мистер Эшберн, нанеся обычный утренний визит, вернулся днем в дом доктора с большой резной шкатулкой из черного дерева.

Ее поставили на столик у постели больного, и после отъезда секретаря вошедшая в комнату Ровена с любопытством взглянула на шкатулку.

— Я подумал, что вам будет все-таки интересно взглянуть на мое родословное древо, о котором вы отзывались вчера так уничижительно, — сказал маркиз. — Я работал над всем этим довольно долгое время и подумываю о составлении Альманаха знатных английских семейств. — Ровена молча слушала его. — Раз вас так заинтересовало все это, — с иронией продолжил маркиз, — рад буду сообщить, что в Германии с тысяча семьсот шестьдесят четвертого года издается Альманах де Гота, содержащий подробные сведения о потомках королей, принцев и герцогов.

— И вы думаете, что такой же альманах необходим в Англии? — спросила Ровена.

— Почему бы нет? Это наверняка будет очень интересно. Пока что сведения о наших семьях можно почерпнуть только из церковных книг, которые не велись до тысяча пятьсот тридцать восьмого года, когда Кромвель обязал всех священников записывать Даты рождения, крещения и смерти своих прихожан.

— Я все равно считаю, милорд, что лучше заботиться о живых и смотреть, чем ты можешь помочь им, — с жаром произнесла Ровена. — Теперь, когда закончилась война, в Англии тысячи израненных и покалеченных людей, которым нужно лечение и медицинская помощь. Если верить газетам, не хватает также мест в сиротских домах и приютах для стариков.

— Сколько жара вы вкладываете в свои слова! Как близко к сердцу принимаете чужие горести. Но вы зря так нападаете на меня, мисс Ровена. Я занимаюсь благотворительностью, и в моих владениях находятся несколько приютов для сирот, — сказал маркиз. — И я уверен, что герцог Веллингтон заботится о своих воинах, пострадавших в боях. Хотя вы не одобряете моего увлечения, Ровена, я наслаждаюсь, раскапывая историю своих предков.

Говоря все это, маркиз открыл шкатулку, вынул оттуда свернутый старинный пергаментный свиток и протянул его Ровене.