Дуэль в Кабуле
Шрифт:
Александр Бернс достиг того, о чем мечтал в уединении в своей бомбейской «келье», склонясь над картами, манускриптами, книгами. Он не только путешествовал по стопам великого Александра. Он занимался высокой политикой, вел тонкую и сложную дипломатическую игру. Ранджит охотно согласился посредничать между эмирами Синда и Компанией, так как рассчитывал извлечь для себя немалые выгоды из английской торговли по Инду. И такой договор с его помощью был вскоре подписан.
Куда более деликатна была та часть миссии Бернса, которая касалась дел афганских. Ранджит твердо решил заполучить Пешавар. Но сидевший в Кабуле Дост Мухаммед никогда не согласился бы добровольно отказаться от этой области Афганистана. Чрезмерное усиление Пенджаба таило в себе немалые опасности для Индии… И было неизвестно, не выгоднее ли подружиться с кабульским Дост Мухаммедом, вместо того, чтобы иметь в Кабуле Шуджу, во многом зависящего от поддержки Ранджита… Все сложно, запутано и само по себе, а тут еще приемы восточной дипломатии!
…Неслышно вошедший в комнату махрам (лакей), почтительно склонившись, доложил, что высокородного и пресветлого посла желает видеть сардар его высочества.
Бернс поднялся навстречу высокому, сухопарому, светловолосому человеку в военной форме французского образца, обильно украшенной золотым шитьем, галунами, аксельбантами.
— Генерал его высочества Джозия Харлан, — отрекомендовался вошедший. По говору в нос, по словам, растянутым и потому состоявшим, казалось, из одних гласных, Бернс определил, что имеет дело с чистокровнейшим янки.
— Чрезвычайно благодарен вам за ваше лестное ко мне внимание, генерал, — сказал Бернс. — Вы упредили мое намерение нанести вам визит, чтобы иметь честь представиться вам.
— Любезный друг мой, разрешите так называть вас, — сказал Харлан, не желая обижать Бернса упоминанием его лейтенантского чина, — я слышал о вас, как о человеке мудром, знающем, опытном — далеко не по годам — и, поверьте, счастлив иметь беседу со старшим братом — англичанином. Мой прадед покинул родину полтораста лет назад, но семья наша свято чтит добрую старую Англию…
Бернс молча поклонился, усадил гостя, поставил перед ним коробку с сигарами.
Оба собеседника отлично понимали, что занимает мысли каждого из них, и после нескольких предварительных фраз завязался серьезный и временами горячий разговор.
— Существует ли угроза русского нашествия — вот чем озабочены в Лондоне и Дели, — говорил Харлан, — и я понимаю беспокойство вашей страны. Проведите линию от Константинополя к Пекину, минуя Персию, — она разделит сферы влияния: Россия к северу от нее, Англия — к югу. Согласны вы с этим?
Бернс кивнул головой и спросил:
— Что же нужно делать, чтобы удержать Россию от проникновения к югу от этой разделительной линии?
— Пока Англия будет оставаться за Сатледжем, между нею и Россией будет лежать широкая нейтральная полоса. Не только Афганистан, но и государства Мавераннахра — Бухара, Хива, Коканд — видят залог своей независимости в том, что могущественные соперники находятся от них на далеком расстоянии. Но стоит вам — я твердо в этом убежден — продвинуться за Сатледж, в стремлении на север от него перенести защитный вал Индии…
— Извините, я перебью вас! — воскликнул Бернс. — Но ведь Оксус издавна был политической границей Индии, как империи Великих Моголов, и Гиндукуш потому и зовется Индийским Кавказом, что представляет естественный защитный вал Индии.
— Географически и исторически вы правы, любезный Бернс, но времена меняются: Афганистан уже имел Ахмад-шаха — был единым и сильным государством. А кто раз вкусил сладкого, не хочет больше горького… Дост Мухаммед силен именно тем, что жаждет восстановить единство страны, утраченное немощными преемниками Ахмад-шаха.
— Значит, полагаете вы, полезнее поддержать Дост Мухаммеда?
— Смотря для кого полезнее, — многозначительно молвил Харлан и замолк.
Бернс вспомнил, что Харлан — генерал и советчик врага Дост Мухаммеда, и на миг смутился…
Харлан понимающе усмехнулся и после небольшой паузы продолжал:
— А теперь взглянем на Мавераннахр — на «то, что за Оксусом». Тамошние ханства связаны с Россией, а не с Англией — торговлей, географической близостью, давними отношениями. В то же время Англия в их глазах жадный и кровавый приверженец опустошительных нашествий, безжалостно сокрушающих сопротивление всех, кто отстаивает свою независимость.
Такие речи Бернс слышал впервые! Этот американец, сменивший столько хозяев, авантюрист, служивший и у Компании, и у изгнанника Шуджи, а теперь и у повелителя Пенджаба, осмеливается так чернить Англию…
Харлан видел замешательство Бернса, но продолжал:
— Англия уже многие десятилетия господствует в Индии. Представьте себе на минуту, окончилось ее владычество там. Что же она оставит после себя? Только памятник своей бесчеловечности! Казармы своих солдат как орудия тирании, тюрьмы для своих жертв, развалины деревень и обезлюдевшие районы, голод, низкую оплату труда, невежество, рабство в форме принудительного труда… Я говорю вам об этом, дорогой Бернс, понимая, как возмущают вас мои слова. Но спокойно обдумайте то, что я говорю, вспомните Индию, как она есть! И говорю я вам эти горькие истины дружески: для пользы самой же Англии не распространять завоеваний к северу от Инда и Сатледжа! Пусть останется нейтральный пояс между вами и Россией!
— Ваш повелитель жаждет заполучить Пешавар! — воскликнул Бернс. — Нет, генерал, я не меняю неприятной для меня темы разговора, а хочу сделать некоторые выводы из ваших слов… Итак, Ранджит Синг не успокоится, пока не получит Пешавар. Из чьих рук может он его получить? Не от Дост Мухаммеда, конечно! Только Англия может это сделать, с помощью шаха Шуджи. А это значит — включить Афганистан в нашу орбиту, то есть двинуться на север, к Оксусу…
— Мы добиваемся Пешавара во что бы то ни стало и готовы уплатить за него теми услугами, какие понадобятся от нас правительству его величества и Компании…
Харлан оставил Бернс а не только озадаченным, но даже и несколько растерянным.
Его поразили не столько резкие суждения об Англии — их Бернс приписал американской заносчивости, — сколько удивила откровенность Харлана и наличие в нем как бы двух разных человек… Один—служит Ранджиту и призван защищать его интересы, другой — советует делать то, что идет вразрез с этими интересами.
Тут была загадка и психологическая, и политическая!
В то время как лейтенант королевской армии, полномочный представитель правительства его величества, ломал голову над этой загадкой, Харлан докладывал магарадже Ранджиту о своей беседе с Бернсом.