Дуэт для скрипки и альта
Шрифт:
Мы обнимаемся. Машка уходит. Я говорю маме: «Давай, мамулечка, потихоньку, пойдём, раз, два. раз, два, вот умница моя, вот молодец, ну потерпи, пожалуйста. Нам главное, что сейчас? Правильно, держать ритм.
Дуэт для скрипки и альта
Репетиция закончилась. Вера аккуратно положила альт в футляр и потёрла запястье левой руки. «Чёрт, кажется, всё-таки переиграла», – подумала она, поморщившись от тупой боли, такой знакомой и привычной после многочасового занятия. «Нет, только не сейчас, завтра концерт и вообще».
– Березина! – услышала Вера голос Вадика Лейгауза. – Ты куда сейчас? Может, в кафешку зайдём посидим?
– Не, Вадь, я домой, – вздохнула девушка. – Прости, я не в форме что-то, пойду, прогуляюсь.
– Ладно, – хмыкнул Лейгауз. – Как хочешь, я тогда Пучкову приглашу.
– Дура ты, Березина, – шепнула скрипачка Пучкова. – Второго шанса не будет.
Вера улыбнулась. Вадик Лейгауз был так же талантлив, как и красив. Про таких парней Верина бабушка говорила «парикмахерская морда». Скрипкой он владел виртуозно, участвовал в конкурсах и часто занимал призовые места, но Вере казалось, что с музыкой у Вадика несерьёзно, впрочем, как и с девушками, которые появлялись у него, а через некоторое время исчезали, всё происходило как-то легко и просто, сыграл на концерте, пригласили на телевидение, взяли интервью на радио, не было мучительных занятий, бессонных ночей в поисках того самого, единственного звучания. «Ты просто завидуешь», – говорили подружки. – «Не всем дано даже приблизиться к Лейгаузу, тем более тебе, Берёза».
Вера закрыла футляр, собрала ноты в папку, надела лёгкую курточку, спортивную кепку и вышла из здания. Она медленно пошла по Поварской, останавливаясь и подставляя лицо солнцу, оно проглядывало из-за облаков и, как ласковый кот, трогало мягкой лапкой Верино лицо, а потом снова пряталось.
«Наконец-то весна», – подумала девушка. – «Скоро каникулы и можно поехать домой после отчётного».
В Москве Березина поселилась в старой девятиэтажке Бибирева. Название района неизменно вызывало смех, а покосившийся облезлый дом был очень похож на тот, в котором Вера провела почти всю свою жизнь в городе С. Двор тоже напоминал, к чему она привыкла с детства: вздыбленный асфальт в трещинах, скамейка с бабушками в платочках и огромные лопухи, растущие на обочине дороги.
В доме, где она жила с родителями, бабушкой и младшим братом, пахло свежепокрашенными в густой бордовый цвет деревянными полами и пирогом с сочным ревенём, его мама покупала на рынке вместе с домашним жирным творогом, который нужно было непременно намазать на тёплый серый хлеб и съесть до того как пирог поспеет в духовке, а потом долго-долго пить чай с чабрецом и мятой в невероятных размеров кружке с отломанной ручкой, обжигая пальцы и рот, смакуя румяное, в меру пропечённое тесто с вытекающей яркой малиновой начинкой из кисленького ревеня.
Мама осталась в С., а в Москву Вера приехала одна и уже три года жила у приютившей племянницу одинокой пожилой тёти. У неё была своя комната с балконом, где можно заниматься строго до девяти вечера. Позже в стенку сразу начинал стучать сосед дядя Коля, слесарь-сантехник, он много работал и очень уставал, поэтому спать ложился рано и звуки «пилы», как он говорил, мешали отдыхать. Вера сначала спорила с сантехником, говорила, что из-за его храпа дрожат стены и невозможно заснуть, но потом привыкла к режиму и «пилила» по расписанию.
Вера была альтисткой. Вернее, она стала альтисткой, когда училась в музыкальной школе. Всегда высокая, крепкая, ширококостная, ловкая, с большими руками, сильными длинными пальцами, Вера просто переросла скрипку, инструмент казался неестественно маленьким, словно игрушечным на её могучем плече. Наблюдая за тем, как девочка, мучаясь, в очередной раз пытается уместить пальцы на грифе, учительница музыки, старенькая сухонькая Ирина Абрамовна, сказала, поправив изящные очки в тонкой золотистой оправе: «Всё, Веронька, с завтрашнего дня пробуем альт».
Так в жизни Веры появились альт и нестерпимое желание доказать всем на свете, в том числе и себе, что она сможет стать настоящим музыкантом. Правда, чтобы осуществить его, пришлось бросить баскетбол. Родители были против, им казалось, что если дочка выберет спорт, перспектив в её жизни будет гораздо больше. «Веруша, ну что тебе далась музыка эта», – говорила мама. – «То скрипка, то теперь альт какой-то».
К окончательному решению подвела Ирина Абрамовна: «В Москву, Веронька, в Гнесинку, я уже и Кириллу Евгеньевичу позвонила, он тебя послушает. А что ты думала, талант просто так даётся? Нет, милая, работать надо, работать».
Солнце, коснувшись ещё раз лица Веры, ушло за большое серое облако, а оно очень быстро, приняв в гости парочку друзей, закружилось в хороводе, превращаясь в тяжёлую графитовую тучу, с резко очерченными краями.
– Так, ну конечно, – подумала девушка, ускоряясь. – До метро не успею.
– Вера! – услышала она сзади. – Подожди, у меня зонт!
Лейгауз бежал, смешно размахивая левой рукой, как будто хотел остановить машину, правда, со стороны кустов сирени, в правой он крепко держал скрипичный футляр. Капюшон модного бежевого худи слетал с головы от резких порывов ветра, но Вадик упрямо нахлобучивал его снова.
– Вадь, ты чего? – спросила Вера запыхавшегося Лейгауза. – А как же Пучкова?
– Вер, вот, зонт есть, я подумал, что…ну, в общем, короче, наверное, сейчас дождь…, – бормотал Вадик. – А ты промокнешь, и альт тоже, а завтра играть. Может, такси вызовем?
– Не успеем, – сказала Вера.
Как бы в подтверждение её слов край тучи пронизал яркий жёлтый свет, сверху что-то заурчало, заворочалось, завозилось и хлопнуло так, как будто разом открыли сто деревянных бочек с огурцами. Вера хорошо помнила этот звук – резкий, громкий, сочный. Бабушка по старинке солила огурцы в таких, пузатых, с плотными крышками. В воздухе разлился упоительный запах смородины, петрушки и вишни.
– Бежим! – крикнула Вера.
Лейгауз успел раскрыть огромный лиловый зонт за секунду до того, как на них обрушился поток воды, мгновенно превратив Поварскую в Амстердамский канал.
Крепко прижав к себе драгоценные инструменты, Вера и Вадик синхронно запрыгали к светофору. Машины стояли, включив аварийки и даже не пытаясь тронуться, дворники не справлялись, хлестало так, словно одну огромную, наполненную водой губку, выжимали сверху натренированной рукой.
В вестибюле метро толпились люди, отряхиваясь и фыркая. Вера посмотрела на Вадика.