Дух уходящего лета
Шрифт:
Ручьёв похолодел – Лера была явно не в себе. От нее исходил запашок спиртного, но он был уверен, что "разгонялась" она не только спиртным.
И конечно, ей сейчас сам черт был не брат.
Он опять попытался к ней приблизиться, но она, вытянув руки, полоснула ногтями по его лицу.
– С…сука, – вырвалось у Ручьёва непроизвольно, – Ах ты дрянь…
– Что тут происходит? – негромко, даже устало спросила Анна.
Она стояла рядом с распахнутой калиткой, удерживая рычащего Малыша за ошейник.
Лера опять захохотала как безумная (впрочем,
– Я так и знала… Нашел новенькую, свеженькую… Ты, гадина, – обратилась она непосредственно к Анне (Ручьёв увидел, как страшно та побледнела), – Где он тебя нашел? В каком-нибудь агентстве моНделей? Ничего, – снова хриплый смех, – И ты ему быстро надоешь, несмотря на свои ножки. Это он любит вытирать обо всех ноги. Думаешь, раз вся такая из себя, он на тебе женится? Ни фига подобного! – и добавила доверительно, – Он тебя уже разложил на своей мягкой постельке?
Дальше слушать этот поток помоев Ручьёв был попросту не в состоянии – он ударил Леру. Ударил не в полную силу…
но он все-таки ее ударил.
Он ударил женщину (пусть пьяную, обдолбанную, под кайфом… неважно). Ударил на глазах Анны.
И в следующий момент прочел приговор себе в ее взгляде.
– Мерзость, – пробормотала единственная, кого он по-настоящему любил, и развернувшись, направилась к своему "Пежо".
Забыв о плюхнувшейся на землю Лере, Ручьёв бросился следом за Анной и успел схватить ее за плечо, прежде чем та открыла дверцу машины.
Она обернулась. Не раз и не два он сталкивался с ее холодными взглядами.
Но столь ледяного и вместе с тем горького раньше не видел.
– Отпусти руку, – спокойно сказала Анна.
Это спокойствие говорило о том, что решение ею уже принято.
И переубеждать ее бесполезно.
Все-таки Ручьёв попытался.
– Послушай, это психопатка, всего лишь какая-то больная, ненормальная психопатка…
Анна холодно усмехнулась.
– И у тебя, конечно, с ней ничего не было. Ее слова – плод буйной фантазии. Она влюбилась в тебя с первого взгляда, увидев на улице, и с тех пор преследует…
Пошло, "Ржевский", – бросила Анна равнодушно, садясь в машину, – Ворота открой, пожалуйста.
– Аня, это же глупо…
– Глупо, ты прав, – спокойно согласилась она, поднимая стекло в дверце, а потом заводя мотор.
– Аня! – он с силой ударил ладонями по капоту.
В ответ услышал лишь автомобильный гудок.
– Какого черта ты села за руль?! – заорал Ручьёв, – Ты же пила! Хочешь разбиться?!
Анна снова опустила стекло.
– Ты прав, – согласилась она невозмутимо, – Ну так вызови кого-нибудь из своих людей на помощь. Я оплачу издержки.
Он провел ладонью по влажному лбу.
– Глупо, – снова пробормотал Ручьёв.
– Извини, – Анна взглянула на него особенно ясными, прямо-таки неправдоподобно синими очами, – Косметичка моя осталась в гостиной, у зеркала. Принесешь?
Он поплелся в дом, и уже из гостиной услышал звук раздвигающихся ворот, а затем и шум мотора.
Конечно, никакой косметички в гостиной не было и в помине.
Ручьёв выбежал во двор тогда, когда "Пежо" Анны со двора уже выехал.
Он опустился прямо на газонную траву, подтянул колени к груди, обхватив их руками, и впервые в жизни пожалел, что не способен по-детски расплакаться – в последний раз он плакал на похоронах родителей, в четырнадцать лет.
Сколько прошло времени, пока он сидел в полнейшей прострации, он не знал. Наконец после того, как огромная собачья морда несколько раз настойчиво ткнулась ему в плечо, Ручьёв поднял голову.
Небо из густо-синего превратилось в бархатное, почти черное. Чудные созвездия сияли над головой Ручьёва. Он увидел, как над кронами деревьев восходит огромный, болезненно-желтый круг Луны.
Пятна на Луне сложились в силуэт охотника с ружьем.
Ручьёв заставил себя встать с газона и уже взял Малыша за ошейник, чтобы ввести в дом, как услышал негромкий, монотонный скулеж.
Лера, скорчившись, сидела на земле, прислонившись спиной к ограде, и тихо подвывала. Как никогда напоминая побитую дворняжку.
Преодолев отвращение (ничего, кроме отвращения, Ручьёв в данный момент не испытывал в отношении девушки. Злости не было, но жалости тоже), он взял ее за предплечье.
– Вставай.
Лера вскинула на него затравленный взгляд. Похоже, она начинала приходить в чувство.
– Ты меня?..
– Я отвезу тебя к матери, – устало сказал Ручьёв, – Поднимайся.
Несколько секунд она продолжала на него испуганно смотреть, затем поднялась на ноги. Чуть покачнулась. Ручьёв снова взял ее за плечо.
– Еще одна выходка – заночуешь в КПЗ, – бросил он холодно и приказал Малышу, – Сторожи!
Тот немедленно уселся у ног Леры, не сводя с нее своих всегда кажущихся печальными карих глаз.
Ручьёв вернулся в коттедж за ключами от "Фольсквагена" (слабый и нежный, утонченно свежий аромат парфюма Анны заставил его сердце болезненно сжаться), забрав ключи, вышел, вывел машину из гаража и, наконец, закрыв за собой ворота, опять приблизился к Лере.
– А ты меня подожди тут, дружище, – попросил он Малыша.
Тот согласно гавкнул и махнул хвостом- "метлой".
– Идем, – Ручьёв подтолкнул Леру к машине. Та сомнамбулически повиновалась.
Доехав до переулка Школьников, пятнадцать, Ручьёв вышел из "Фольксвагена", а после выволок вялую Леру, снова едва удерживаясь от того, чтобы не отвесить ей пару крепких оплеух.
…Дверь открыла на длину цепочки все та же изможденная женщина лет пятидесяти. Впрочем, увидев дочь (Ручьёв поставил Леру перед собой, держа обеими руками за плечи), дверь она тут же захлопнула, а через пару секунд распахнула уже шире.