Духи Великой Реки
Шрифт:
Тот закатил глаза, наклонился к ней и с подчеркнутой таинственностью, словно делясь придворными слухами, прошептал:
– Ты помнишь старого Джела?
Хизи разинула рот.
– Джел? Квэй и Джел? Но он же просто сморщенный старичок! Он же похож на черепаху с длинным тонким носом! Как она могла?..
– Может быть, этот его нос годился на большее, чем ты думаешь, – заметил Тзэм.
– Ох! – вскрикнула Хизи. – Закрой рот! Я больше не желаю слышать такого! Ты все выдумал просто потому, что тут никто не уличит тебя во лжи. Кроме меня! Квэй и Джел, надо же! Квэй и вообще кто-нибудь… Она была слишком старой и слишком почтенной!..
– Ну
– Единственную известную тебе песню! – фыркнула Хизи. – Я просила и просила тебя спеть что-нибудь другое, но не тут-то было! А потом стало даже весело: я пыталась накрыть тебе голову подушкой, а ты все пел и пел… – Хизи запнулась. – Что ты хочешь этим сказать?
– Квэй мне велела петь. Чтобы ты ничего не слышала.
– Неправда! – взвизгнула Хизи, заливаясь смехом. Смехом! Это было ужасно, ужасно даже думать о том, что Квэй и тот старикашка могли заниматься любовью, но Тзэм и Хизи хохотали и хохотали, почему-то история про Квэй и Джела казалась такой забавной… Потом Хизи догадалась, что Тзэм схитрил, чтобы, несмотря ни на что, дать ей хоть мгновение счастья.
– Хорошие были времена, – сказала Хизи, переставая смеяться. – Сколько же мне тогда было?
– Лет семь, я думаю.
– Еще до того, как Дьен исчез.
– Да, принцесса.
– Что же ты тогда пел?
– Не хочешь же ты, чтобы я спел тебе снова! Тзэм вздохнул и расправил плечи.
Погляди-ка получше,Я – большая обезьяна,Я живу в древесной куще,Я – большая обезьяна.Гулкий голос далеко разнесся в вечернем воздухе, и три дюжины голов повернулись в его сторону. Хотя менги не понимали слов, они заулыбались, а некоторые начали смеяться – фальшивые ноты остаются фальшивыми, на каком языке ни пой.
Хизи лучшая подружка,Я – большая обезьяна. [Здесь и далее перевод стихов Наны Эристави.]Тзэм выкрикивал это до тех пор, пока от смеха у Хизи не полились слезы.
– Хватит, хватит. Нам нужно обдумать серьезные вещи.
– Ты сама сказала, чтобы я спел, – ответил Тзэм.
– Ты так давно мне не пел…
– Ну, ты ведь не просила, и к тому же, став взрослее, начала искать Дьена, так что Квэй и Джел легко могли найти время для удовлетворения своей страсти.
– И все равно я в это не верю!
– Можешь поверить, маленькая принцесса. Я бы такого и представить не мог, не будь это правдой.
– Я думаю, просто у тебя все время только разврат на уме!
– Да, но не с Квэй же!
Хизи этому посмеялась тоже, но ее недолгое счастье все же улетело. Девочку удивило, что она смогла забыть свои горести ради такой ерунды, но Тзэм всегда хорошо умел ее развеселить.
– Ты и есть огромная обезьяна, – сказала она ему, – и я тебя люблю.
Тзэм покраснел, но догадался о том, что настроение Хизи переменилось, и больше не пытался ее смешить.
– Я знаю, принцесса, и спасибо тебе. Здесь особенно приятно иметь рядом кого-то, кто
Хизи снова повернулась к костру. Теперь она чувствовала себя более смелой и отважилась взглянуть в пламя.
– Ты никогда еще не говорил ничего правдивее, – сказала она Тзэму.
Позади них кто-то кашлянул. Хизи обернулась и увидела подошедшего Братца Коня.
– Мне нужно поговорить с тобой, внучка.
– Зови меня Хизи, – нахмурилась она.
– Хизи, – вздохнул Братец Конь.
– Тзэм останется с нами, – сообщила Хизи.
– Хорошо. А старик присядет, если ты не возражаешь.
– Не возражаю.
Братец Конь покачал головой:
– Ты только посмотри! Совсем не нужно разводить такой большой костер. Должно быть, они сожгли все дрова на сотни лиг вокруг.
Хизи сердито посмотрела на старика, давая ему понять, что сегодня не расположена соблюдать менгский обычай: говорить о всякой ерунде, прежде чем перейти к делу. Братец Конь понял намек.
– Перкар очень болен, – сообщил он; вся игривость исчезла из его голоса, сменившись почти пугающей усталостью. – Его околдовали.
– Околдовали?
– Ты же видела эту тварь у него на груди.
– Видела.
– У тебя действительно огромная сила, иначе ты лишилась бы рассудка. То, что ты видела, дух, – нечто вроде призрака или бога; может быть, отпрыск призрака или бога. Мы называем их «пожирающими дыхание», потому что они питаются человеческой жизнью. Обычно они убивают человека сразу, но меч Перкара продолжает исцелять его.
– Не понимаю. Я думала, Перкара ударили лопаткой для игры в пятнашки.
– Должно быть, лопатка была заколдована. Такие вещи случаются.
– Ты хочешь сказать, что кто-то сделал это с Перкаром намеренно.
Братец Конь кивнул:
– Конечно. Это должен быть гаан, кто-то, в чьей власти заставить духа.
– Вроде тебя. Старик крякнул:
– Нет. Кто-то гораздо более могущественный, чем я. Кто-то, кто сумел поселить пожирающего дыхание в лопатку и заставить его ждать. – Старик откровенно взглянул на Хизи. – Я знаю, тебя испугало то, что ты увидела во мне. Я знаю, что теперь ты мне не доверяешь. Мне следовало все объяснить тебе до того, как ты это увидела. Но я никогда не думал, что ты с такой легкостью разглядишь мою истинную сущность. Понять суть гаана – одна из самых трудных вещей. Боги часто скрываются в человеческой плоти, скрываются даже от самого острого взгляда. Ты должна меня простить: понимаешь, я никогда не предполагал, что даже если ты заглянешь внутрь меня, увиденное тебя испугает. Я иногда забываю, что это значит для человека: вырасти в Ноле, где нет других богов, кроме Изменчивого.
Хизи решительно сжала губы и подняла подбородок, стараясь вернуть себе ту храбрость, которую только что испытывала.
– Ты хочешь сказать, что ты тоже бог?
– Что? О нет. Но боги живут во мне. Очень маленькие, очень незначительные.
– В тебе? Я не понимаю.
Братец Конь помолчал, собираясь с мыслями.
– Существует много видов богов, – начал он. – Есть такие, которые живут в предметах – например, в деревьях или скалах, – есть повелители некоторых мест, некоторых областей. Есть еще боги горы, которых мы называем йяи; они отличаются от всех других, будучи предками животных. Вот, скажем, Мать-Лошадь – прародительница всех коней, а Чернобог – отец всех воронов, и так далее. Эти боги – боги горы – самые могущественные.