Думаешь бьётся?
Шрифт:
В каких только я заведениях медицинских не побывала, от элитных частных клиник, до небольших больниц, где окна на скотче держатся, но когда ты идешь навестить дорогого для тебя человека, восприятие совершенно иное, нежели по рабочим вопросам. Страшнее в сто крат. Где — то внутри, глубоко — глубоко, потряхивает.
Стоя перед дверью в палату, тру ладонями бедра. Совсем некстати робею. На счет раз ручку двери тяну на себя и вхожу.
Светлая большая палата на четырех человек. Их в палате двое лежит. У Кости глаза прикрыты, второй парень смотрит на меня и улыбается. Есть
На Павловиче живого места нет. К этому готова была, мама его рассказала. Делаю несколько шагов по палате, стуча каблуками и шурша бахилами, он, наконец — то, голову от подушки отрывает и прищурившись смотрит в мою сторону. Может показаться — не узнал, но он с таким явным недовольством волосы мои рассматривает, что впору расхохотаться.
Между нами пара метров. Слышу его хмурое:
— Пздц ты, конечно. На лысо бы уже и на черепушке татуировку набила, — его предложение недалеко от истины.
Смотрит на меня взглядом «Алёна, ну как так. Блд». Мне смешно становится. Из всей дряноты происшедшей за последние недели, его мои волосы интересуют. Хорошо по голове прилетело, был бы мозг, было бы сотрясение.
Беру стул, переставляю поближе и сажусь рядом с ним. Оглядываю Костю с ног до головы.
— Из нас двоих шесть переломов, два из которых со смещением, у тебя. А я всего лишь волосы подстригла. Так что, мне кажется, это я могу на тебя сердиться за опрометчивые поступки, — склонив голову на бок, рассматриваю его лицо. Вся нижняя часть усеяна мелкими осколочными ранениями, на крупные швы наложены.
— Ужасно? Ты так смотришь, — он усмехается.
— От «до» не сильно отличается, — приподнимаю вверх уголок губ.
— Ну, спасибо. Ты как всегда очень мила, — Костя слегка откидывает голову назад и на соседа по палате смотрит через моё плечо, тот без слов его понимает. Слышу, как встает с постели, через несколько секунд дверь открывается и он выходит. Оборачиваюсь на звук. Точно, остались вдвоем. — Мама настояла, чтоб я был не один. Носятся как с ребенком.
— Неблагодарный. Она переживает, — не представляю как. — Рассказывай, как угораздило?
— Что именно? — Костя пытается сесть ровнее. Но из конечностей у него только левая рука осталась, поэтому маневренность до нуля снижена. — Кстати, привет.
— Не дергайся, — жест руками делаю, мол, замри. Встаю и поправляю ему для удобства кровать. — Привет. Для начала расскажи, откуда вся эта красота? — обвожу взглядом руку загипсованную, торс и ноги, простыню накрытые.
То, что на работе происходит, я предпочитаю дома не обсуждать. Во — первых, хорошего там не очень много, во — вторых, зацикливаться не хочется. Чем больше гоняешь через себя этот поток воспоминаний и переживаний, тем тяжелее. Это та причина, по которой все судебно — медицинские эксперты считают проведение вскрытия деток одним из самых трудных моментов в работе, отмахнуться от этих мыслей нелегко, картинка перед глазами остается надолго. Неделями варишься в котле своих чувств и переживаний. У Кости есть схожая черта, он не любит делиться, да и вообще работе рассказывать. Но потеря более литра крови сама по себе повод весомый.
Закидываю ногу на ногу, переплетенными пальцами колено обхватываю и жду.
— Как будешь готов, можешь начинать.
Он вздыхает, тут же морщится.
— Не делай глубокие вдохи. Так легкое будет заживать дольше.
Услышав мой совет, Костя приподымает уголок губ вверх. Уверена — ему приятно моё не безразличие.
— Местное руководство не давало разрешения на проведение задержания, но постановление подписано у меня было давно, оставалось дату проставить. Когда понял, что тебя про*бал окончательно, решил, что надо отпускать без хвостов. Чтобы жизни ничего не угрожало, — Костя смотрит в глаза, хмурится. Зрительный контакт эффект усиливает. В висках пульсирует. — Обычный рабочий момент, Алёнка. Через них столько наркоты шло и оружия, что оттягивать дальше нельзя было.
— Ты знал, что сдали детали?
— Нет, но мы понимали, что кто — то из наших замешан. Виктора слили не просто так, — его настроение резко меняется. — Ты можешь не переживать, никто не потревожит. Обещаю тебе. Кирилл тебя не потеряет?
За секунду злость внутри вспыхивает. Какой к черту Кирилл? Ты меня бросил… в сообщении, к семье вернулся. А я тут с тобой рядом сижу. Серьёзно? Мы о Кире говорить будем?
— Нет, он в курсе. Заедет за мной, — смотрю на наручные часы. — Скоро.
Его крылья носа раздуваются на моё удовольствие. Неприятно, я знаю.
— Не буду тебя задерживать, — цедит сквозь зубы, которые того и гляди крошиться начнут.
— Ты слишком расточительно себя ведешь, Род. Даже если ты творог на завтрак, обед и ужин есть будешь, кальция тебе не хватит на генерацию, да и зубы, увы, регенерации не подлежат. Побереги их лучше, — мне неимоверно хочется до него дотронуться, соскучилась очень.
— О мальчике своём…
— Костя, скажи честно, у тебя язык на этих словах не отсыхает?
Он отрывает взгляд от окна в которое упорно пытается пялиться, смотрит на меня, брови вопросительно приподнимает.
— «Пни меня ещё раз» — это не моя тема, и моей никогда не была. Никому нельзя позволять делать больно безнаказанно. Лучший способ, чтобы неповадно было — бить в ответ с двойной силой. Перед тем, как говорить о моём мальчике, подумай готов ли слышать ответ.
Костя резко протягивает ко мне здоровую руку, не ожидая дергаюсь. Но он успевает дотянуться, ведет пальцами по моей щеке, касается нижней губы. Напоминаю себе, что мы в больнице, отстраняюсь немного. Его рука опускается мне на колени.
— За одно только желание сделать тебе больно надо наказывать. Жестко. Любой ценой. В любой другой ситуации я бы это сделал быстрее, но здесь… несколько лет подготовки. Пздц, как жалко звучат оправдания эти, — усмехается. — Я не хотел тебя пугать. После того, что случилось, волна задержаний прошла. Громких и не очень. Когда ежедневно вещаешь о коррупции и превышении должностных полномочий в разных структурах, в своей такие моменты пытаешься скрыть. Но все они выйдут нескоро, если вообще это случится.