Думаешь бьётся?
Шрифт:
— Подожди меня минут пять, — обращается Кир к водителю. — Я девушку провожу и вернусь.
Мужчина, соглашаясь, кивает и выходит достать из багажника мой чемодан. В другой раз я бы сказала, что справлюсь сама, но сейчас чемодан реально тяжелый. Уезжала я налегке, а вернулась с грузом килограмм двадцать. Спасибо, что не жира на животе. Судя по моему аппетиту… удивления бы не было.
Иду на тротуар с проезжей части с сопровождении цокота собственных копытц. Ноги трясутся от возмущения, им понравилось в декабре в босоножках и шлепках гонять, а сейчас снова
— Ты камней туда нагрузила? — Кир мужественно тащит ношу.
Нет. Сувениры. Поблякушки. Лосьоны. Души.
— Песка нагрузила. У нас такого не найти. Рассыплю по квартире и буду рефлексировать.
Кир посмеивается.
— Будешь себя вести хорошо, в межсезонье слетаем куда — нибудь. Ты шоколадкой стала, — проводит костяшками мне по лицу.
Слетаешь. Не со мной.
— Пошли уже. Сейчас таксист с твоими вещами уедет не дождавшись. Будет их на Авито продавать, а ты выкупать за бешенные деньги.
Бодрости, однозначно прибавилось. Попрощавшись с Кириллом, закрываю дверь и сажусь на пуфик в прихожей. Определенности больше не стало. Если меня каждый раз будет так пробирать от ассоциаций с Костей, то я с ума сойду очень скоро.
Дергаюсь от того, что в дверь кто — то шкребет, стуком это назвать можно только с натяжкой.
Открываю дверь и вижу Наташу. Стоим и смотрим друг на друга без слов. Я в замешательстве. Такой горемычной она давно не была. Никогда. Никогда в её глазах не было столько горечи.
Всхлипывает, из глаз слезы брызгают. Миг и она уже висит на моей шее. Поскуливает.
— Алёна, — выдавливает из себя и от слёз задыхается.
Обнимаю её, прижимая одной рукой к себе, второй дверь закрываю.
— Наташ, ты чего? Пугаешь меня очень сильно, — обхватываю её голову ладонями и вверх поднимаю, стараюсь в глаза заглянуть.
Она старательно отворачивается. Молчит.
— Давай! — Беспокойство на невероятный уровень выходит. — Не хочу из — за тебя поседеть раньше времени.
— Я так виновата перед вами…, - шепчет и снова рыдает. — Я Вадиму изменила, Алёна! Теперь я ничем не лучше его самого.
Кусок льда от моего сердца отламывается. Я выдыхаю. С ума сойти с нею можно. Я уж подумала — умер кто — то. Отпускаю и её и снова на пуф плюхаюсь. Одной рукой глаза прикрываю, второй за сердце держусь.
— Таисова, ну б тебя на хрен. Пздц, как меня напугала! Ты с ним разводиться собралась. Разве нет? Чего рыдать? Тебе хотя бы понравилось? Постоянно меня блатовала на это дело, — сколько мы были с Артёмом, столько она и сватала мне мужиков. — А теперь сама попробовала и вопишь так, что мороз по коже несется.
Он реально несется. Не могу отойти. Руки дрожат.
Ната затихает, смотрит на меня красными глазами и губы свои жует.
Затем как заорет.
— Что ты наделала?! Ты подстриглась зачем? Бог ты мой!
Рядом с ней остаться заикой как нефиг делать. С темы перепрыгивает только так.
— Куда Кирилл смотрел? Вы оба что ли дураки? Сейчас луна убывающая! — всплескивает руками, картинно.
— Ты ко мне заваливаешься вся в слезах. Пугаешь до смерти. А теперь мне за луну говоришь? Наташ, признайся честно, у тебя с головой всё в порядке? Где, блин, тот переключатель с нормально человека на полоумного? Кто его дернул?
Поднимаюсь не глядя на неё. Иду руки мыть. Злюсь очень сильно. Измена — это ужасно. Но я явно последняя буду её осуждать. Так бывает. Я это знаю. Тем более они и так…
— Ты передумала с ним разводиться? — возвращаюсь в прихожую и озвучиваю мысль пришедшую в голову.
— Я? Нет, ты что. Теперь уже точно, — она начинает пальто расстегивать. Прошло пять минут, а передо мной снова человек более — менее адекватный.
— А что тогда? — присаживаюсь на колени рядом со своим чемоданом. Надо разобрать, иначе покоя не видеть. Пока всё по полочкам не разложу, в стирку не отправлю, дзен не словить.
— Я тебе ещё не всё рассказала…, - ей явно неловко. Стоит и пальцы свои вырывает.
— Давай уже, жги до конца, — напряжение между нами растет с каждой секундой её молчания. — Ведешь себя так, словно с кем — то из моих переспала, — собственно нельзя только с Костей, папой и Борей. Остальных, так или иначе, я переживу.
Теперь на пуф падает она, да так звонко. От меня отворачивается.
Да ну нет. Нет. Нет. Нет. Это не может быть Костя.
— Наташ, уже не смешно. Мы не в театре. Ты ведь пришла ко мне. Сама начала говорить. Я тебя не просила. Будь добра до конца, — стараюсь говорить мягче, ей нелегко, но у меня не выходит.
— Леонид. Мы случайно, правда случайно, в Москве встретились. Он сам ко мне подошел и стал журить, за то, что опасности тебя подвергаю, мол, тут ты была под присмотром, а я тебя отправила непонятно куда с мало знакомым парнем. Алён, он всё о тебе знает! Каждый шаг. Честное слово не от меня, — тараторит и крестится. Выглядит это максимально странно. Я даже на попу сажусь, на пол, чтоб послушать её. — Он предложил поужинать вместе и всё обсудить, — в значении меня обсудить, она это любит. По — доброму, но всё же. — Да, я хотела послушать! Чтобы тебе потом рассказать. Мы ведь думали, что всё решилось, раз от тебя отстали. Но нет. Его люди за тобой продолжали «присматривать», — интонацией свою неприязнь к действу этому проявляет. У Кости проблемы какие-то. Странно. Может быть он мне наврал? У него ведь семья давно была, и через неё не давили. Не знаю я…, - снова руками лицо закрывает. — Алён, я клянусь тебе, не знаю как так выйти могло. Я выпила немного вина и меня понесло.
Туль начинает рассказывать о их совместном вечере. То плачет, то ржёт. Мы с ней так и сидим в прихожей. На моё предложение пойти на кухню — отмахивается. Начав говорить она уняться не может. Она — любительница вещать о плюсах молоденьких тел, каким-то образом вляпалась в секс с мужчиной за пятьдесят. Ей понравилось и она сокрушается. Мне даже слов вставлять не приходится, просто слушаю. До тех пор пока в дверь снова не стучат.
Паломничество в мою квартиру? Обычно за месяц столько гостей не бывает. Неужто так ждали.