Думаешь бьётся?
Шрифт:
Это не моя мама, и как в случае со связью с Артёмом, я могу не переживать, что родной человек от меня отвернется из-за того что я спала с женатым мужчиной. Да, блин, с Костей я вообще не спала! Но чувство неловкости на эпохальный уровень выходит.
— Алёна, добрый вечер. Проходите скорее, — говорит женщина со мной любезно, но легче не становится. — Мы тут динозавров на поезде по всей квартире катали, увлеклись. Не обижайтесь, надо теперь внимательно под ноги смотреть.
Стараюсь на женщину не пялиться, но Костя похож на маму невероятно. Вплоть до взгляда, одинаково цепкий, глубокий. Даже мимический дефект в виде
— Мы с тётей Аленой вместе рычали на папу.
— Она мне двадцать яиц шоколадных принесла, мы их распаковывали, а папа ел.
— Это она меня рычать научила. Я ведь тебе говорил… говорил… говорил.
Сегодня Петюнчик в ударе. Впервые его вижу настолько болтливым. Если даже женщина обо мне не думала плохо, то сейчас точно начнет.
— Папа сказал, что Алёна очень…, - продолжает малец вбивать гвозди в моё сознание, как только я отворачиваюсь убрать остатки инъекций. Пожалуйста, милый, пусть он сказывал, что я очень хороший судмедэксперт, блестящий специалист. Но как же, Костя блеснул. — Красивая. И личико у неё ангельское.
Мда. Комплемент вроде бы, но у меня дергается импульсивно живот. Это пик детской непосредственно.
Костя, ты идиот?! А если Жанне? Нет, не так. А когда маме, Жанне, Петя это скажет? Ходить буду и ждать, когда же мне кирпич прилетит на голову.
— Папа тебя никогда не обманывает, — сдержанно произносит женщина, кладя руку на плечо внука. Теперь ее взгляд, обращенный на меня, становится изучающим, пытается заметить во мне хоть что-то, чтобы понять, «да» или «нет».
***
Как же я устала от себя, от своих надуманных убеждений. Четкие границы — «что можно» и «что нельзя», мешают и угнетают. Я уже в том возрасте, когда можно жить, как хочется, но я продолжаю себя ограничивать. Самое главное — счастья мне эти «сервитуты» не приносят.
Утром с Петей все так же бабушка была. У Кости, по её словам, телефон отключен. Вчера она была сдержанна, немногословна, сегодня накопившиеся переживания увеличили её речивость. Для материнского восприятия и маленькая девочка и взрослый состоявшийся мужчина остаются беззащитными и уязвимыми. Для Лидии Константиновны всё усугубляется тем, что Костя ее единственный ребёнок. Вся любовь, нежность, надежды, ожидания, теплые чувства сосредоточены в нем.
На эмоциях она мне рассказывает о том, каким способным, но до боли (в том числе и физической) активным Костя рос мальчиком, как прекрасно учился, как часто её с отцом вызывали в школу из-за драк сына. Делится воспоминаниями о том, как они переживали, что всё время сын посвящает работе, совершенно не думая о личной жизни. В каждом её слове чувствуется гордость за сына, не проникнуться не возможно. Я даже вопросов не задаю, только внимательно слушаю, киваю соглашаясь.
— Мне не нравится то, чем сын сейчас занимается. Слишком опасно. Слишком ответственно. Ему нравилось предыдущее место работы, но Жанне всего было мало. Квартира недостаточно большая, машина не того класса, отдых не её уровня. Она и так в жертву семье отдыхала только в России, первые годы она без него заграницу не улетала. И вот теперь… Я ночами спать не могу. Здесь платят больше, но каждую его командировку я молюсь, чтобы сын вернулся живым. Сколько я его просила, но он у отца деньги не хочет брать. То, что занял, он отдал. Жанна выходила замуж за сына богатых родителей, но просчиталась. Боже, уже бы отпустила его. Но держит ребенком, — последние слова произносит потише.
Сосредоточено слушаю, перевариваю, сразу не нахожусь, что ответить.
— Извините, Алёна. Нагружаю Вас ненужной информацией. Не знаю, что на меня нашло, — поднимается со стула, идет к кухонному гарнитуру, по пути щеки вытирает, верхний шкаф открывает, достает успокоительное, несколько таблеток выпивает. — С мужем особо на эту тему не поговорить, он считает меня слишком мнительной. А Петя полночи о Вас говорил, я подумала, что вы с Костюшей друзья. Кто ещё будет по доброте душевной время на бедного ребенка тратить, — она вздыхает, а у меня сжимается сердце. Сегодня Лидия Константиновна выглядит болезненно бледной, глаза только красные. Вчера передо мной была ухоженная красивая женщина. — Сердце не на месте. Уснуть получилось к утру. Зачем это всё необходимо. У нас всё есть. Для чего нужен этот достаток, если сын себя опасности подвергает?
Вопрос риторический. Ей ответ мой не требуется. Мой отец такого же мнения придерживается, прекрасно ее понимаю. Нет необходимости велосипед изобретать, если можно его купить.
— Жанна Косте треплет нервы, а я Вам. Дожилась, — из женщины нервный смешок вылетает.
— Не переживайте, я максимально стрессоустойчивая, — жрут меня исключительно собственные тараканы.
— Вы, Алёна, с моим сыном работаете?
— Отчасти. Познакомились, да, на работе.
— Психолог?
— Судебно — медицинский эксперт.
Надо должное отдать, в ответ она лишь кивает, хотя и видно, что не такого ответа ждала. Никаких уточняющих вопросов. Допив чай, прощаюсь и спешу на работу.
Освидетельствования. Побои, драки, их целый поток. От гематомы под глазом до проникающего ранения печени. С головою в рабочем процессе, но нет — нет да и посещают голову недобрые мысли на тему Кости. Переживания его мамы передались воздушно — капельным. Не хочу даже знать его направление, меня это не касается.
Процесс преображения мыслей в материю мне поддается, жаль не всегда. Сегодня же — бинго. У нас выезд. Собираю все необходимое и в путь.
Мои ожидания не оправдываются. От слова совсем. По приезду встречаю на месте преступления Колю. Он мне снова так рад, что это даже заставляет задуматься.
— Я тебе обещал рассказать, да всё случай не представлялся. Детка, твой оперский фарт не знает границ. Помнишь же хомяков наших — обдолбышей? — взглядом даю понять, что такое определение мне не заходит. — До чего же ты жмуролюбива. Ладно. Тройной передоз. Поняла в общем, — делает взмах рукой неопределённый. — Заказчика мы нашли. Но объебон, — обвинительное заключение, — Там не вынести. Это родственник того паренька золотого. Тоже со связями мужичок. Муж сестры.
— Зять.
— Да? Я не в курсе. Ну, в общем, дорожку жене к наследству расчистить хотел, но перестарался. Горем убитый чиновник, в конце концов, зятя своего запугал. Вот мужик и решил — лучше сам, чем на зоне в мученьях, — парни видят столько, что неволею очерствляются. Вот и Коля повествует, без каких либо эмоций, так, история из жизни.
— Судя по обстановке, — прохожусь взглядом по залитому кровью полу. — В процессе он передумал. Метался. Помочь себе хоть как-то хотел. Но не успел.