Думаешь бьётся?
Шрифт:
Зажмуриваюсь. Боже! Только школьницам и бабам глупым может быть приятно, когда из-за них такое случается. А мне и в школе не нравилось! Сейчас же я просто в замешательстве.
— Я тебя предупреждал. Говорил, чтобы ты Алёну не трогал, — глухо Костя произносит, хватая за грудки Артёма.
После того, как Артём слышит моё имя у них начинается полноценная драка. Пиздец. Я в диком шоке. Делаю шаг в их сторону, но слышу от Кости строгое:
— Алёна, не вмешивайся. Выйди.
У обоих на рубашках вижу пятнышки крови и меня мутить начинает. Приплыли. Меня? От вида
— Пойдем, милая, — слышу откуда-то голос Коли, и тут же мне на плечи его руки ложатся. — На воздух пошли. Им давно уже надо было всё обсудить, — обсудить?! — Давайте, мужики, беспощадно! — подшучивает над коллегами.
Глава 47
Даже на утро состояние странное. Мой внутренний пацифист пережил катарсис. Видя каждый день море боли и страданий, мозг отчуждает любые проявления насилия.
Есть и положительный момент — Костя в целости и сохранности. Во всяком случае, был, когда я последний раз его видела. По каким — то таинственным причинам меня это радует.
Артём никогда спокойным нравом не отличался. Но такой бешеной кипящей ярости я не ожидала, ни от одного, ни от другого. Чувства неоднозначные. Единственное что я для себя поняла, свидетелем таких сцен в будущем я быть не хочу.
В далеком прошлом, когда ещё дедушка с бабушкой были живы, мы часто у них гостили с сестрой. Дедуля делал вино каждый год, при нашей с Аней «поддержке». Обожремся винограда, измажемся с головы до ног соком, и мой нас потом на улице со шланга. Бабушка занималась хозяйством домашним, курочки, уточки, несколько кроликов. Всё это было у них для души.
Как-то раз, в один из приездов, сестра уговорила их съездить на птичий рынок, купить ей рыбку живую. Меня оставили на хозяйстве. Не помню уже, зачем и почему, но у бабушки во дворе часть подросших цыплят сидела в большой картонной коробке, под сеткой. Я тогда, лет семь мне было, их боялась. Жутко. Любых птиц. Даже малышей в руки не брала, а эти подросшие. Птеродактили. Дотронуться до них — равно, что сердце остановить. Они начали драться, ну как драться — толпой одного клевать рьяно. Кто бы только знал, как я плакала, выла, рыдала, на помощь звала. Видимо, на всю улицу. Ко мне никто не пришел, но дедуле позвонили. Он примчался, весь в мыле. Я была очень спокойная, сдержанная, и моё «спасите — помогите» приравнивалось к чему-то страшному. Для них с бабушкой куриная драка не была из ряда вон выходящим событием. Подумаешь… ну, глаз выклевали и что? Не помер же. А я на всю жизнь запомнила — мой страх помешал мне помочь живому, слабому существу. То чувство беспомощности и отчаянья в моей голове отложились ярким воспоминанием, казалось бы.
Очень долго тот случай не давал девочке маленькой, мне, покоя. С тех пор любые фобии в себе я искореняю. И не люблю насилие в любых его проявлениях. И дело не с петушке, это был просто повод задуматься.
Выхожу из подъезда, голова просто гудит. Вдобавок ко всему, за десять лет, каким бы ни было наше общение с Артёмом, мы никогда внимания к себе не привлекали. А тут картина маслом — из-за меня (свободной) подрались два мужика (женатых).
Что там из клумбы придомовой слышится? Шлюха? Да — да, именно так. Рано я в отпуск сходила. Сейчас бы не помешал. Привет, малодушие. На работу идти не хочется, такое у меня редко случается.
Стучу в дверь и напоминаю себе, в доме ребенок. При Пете его папу ругать нельзя. Кто я такая чтоб авторитет отца в глазах ребенка рушить?
Жанна при мелком уже и так озвучивала кто я такая.
Дверь, к моему облегчению, открывает мама Кости. Интересуется надо ли сына будить. Под утро вернулся в странном состоянии, ничего не объяснил и лег спать. В голосе женщины слышится облегчение, радуюсь.
— Петя Вас, Алёна, ждет. Проходите, — жестом приглашает меня вглубь квартиры пройти, рукой в стороны ванной комнаты указывая. Я уже у них ориентируюсь. Чувства неоднозначные. — Я пока нам чай заварю или Вам кофе? Наверняка не успели дома позавтракать.
— Если можно, то лучше кофе с молоком, без сахара, — я и раньше не успевала. А теперь и подавно.
Ожидающий, сидящий на кровати и телепающий из стороны в сторону ножками, сонный Петя — это кайф. Чистота и непосредственность выглядят именно так.
«Алёна, пора уже активизироваться. Скоро рожать будет поздно» — память, некстати, подкидывает высказывания мамы.
Помню, мамуль. Я в процессе.
— У тебя новые наклейки появились, — обращаю внимание на то, что на панно над кроватью в Пети стало больше картинок.
— Да, мы вчера ходили с бабулей. Она мне купила. И принцесс, — сообщает воодушевленно, залазит на кровать и тянется мне показать.
И правда. Среди огромного количества различных динозавров, в нижних уголках приклеены две фигурки принцесс. Хм. Неожиданно.
— Красивые, — тяну медленно. Что тут скажешь ещё?
— Да, тоже беленькие. Как и ты, — иногда малыш забывает, как ко мне обращаться, то и дело переходит на «ты» переходит. — Бабушке кажется, что эта на тебя больше похожа, — в правый угол показывает. — А мне эта, — ручка тянется к левому углу. — Это Принцесса — Лебедь и Золушка. Они добрые.
Мне кажется, что я расплачусь сейчас, самым что ни есть позорным образом. Как можно милым быть таким? Тыльной стороной ладони рот и нос прикрываю. Дышу.
— Алёна, тебе не нравится? — с беспокойством спрашивает.
Пища для моих тараканов знатная. Силюсь беззаботно улыбнуться и оборачиваюсь.
— Очень нравится, Петь. Все девочки мечтают на принцесс быть похожими, я не исключение, — чувствую, как краской лицо заливается. Со своей светлой кожей буду как помидор.
Красная тётя Алёна, чем не милота, а?
Пупс снова стойко всё переносит, крепко обнимая плюшевого трицератопса. После ныряет под одеяло, натягивает под горло плед и сообщает, что дальше спать будет.
Безумно хочется его по темной макушке погладить, но я держусь. И так слишком много тесного контакта с чужим ребенком. Общение наше скоро прекратится, не стоит привязываться. Пока иду на кухню повторяю себе это раз за разом.
Хреновая аффирмация. В них частица «не» нежелательна. Какая Алёна, такие у нее и позитивные утверждения.