Дурак
Шрифт:
Я выскользнул из замка через кухню и сторожко пробрался к крепостной стене.
Призрак-девица высилась над Харчком, который весь съежился под одеялом в углу.
— Да ладно тебе, обалдуй, порадей со мною хорошенько.
— Сгинь, навь, — молвил я, хотя она была почти такой же плотной, как плотская женщина.
— Хуй тебе [265] , а не ножичком помахать, а?
— Я мог бы спасти старику второй глаз.
— Не мог бы.
— Мог бы отправить Регану в тот особенный круг ада, где сейчас обретается ее муженек.
265
Хуй тебе — брит. сленг, дырка от бублика, от жилетки рукава, уши мертвого осла, дуля с маком, от селедки ухо. — Прим. автора.
— Фигушки. — И мара воздела свой призрачный палец, откашлялась и прочла:
— Насмешка подлая второго чада Отравит ясный взор облыжным ядом, Узы родства нам рассечет и спрячет — Тогда безумец поведет незрячих.— Ты это уже говорила.
— Я знаю. Но тогда рановато было, извини. По-моему, сейчас будет полезнее. Теперь даже такому фалалею, как ты, загадка по силам.
— А ты бы не могла просто сообщить мне, блядь, что это значит?
— Прости, но никак. Тайны призраков и все такое. Покедова. — С этими словами она растворилась в каменной стене.
— Я не трахнул призрака, Карман, — взвыл Харчок. — Я так ее и не трахнул.
— Я знаю, парнишка. Нет ее тут больше. Ладно, вставай-подымайся, попробуем спустить тебя по цепям наружу. А потом поищем слепого графа.
Явление девятнадцатое
Слепых ведут безумцы [266]
Глостер бродил по пустырю у самого подъемного моста — в опасной близости от края рва. Гроза еще свирепствовала, и клятый дождь хлестал по лицу старика и струился из пустых глазниц.
266
Реплика Глостера, «Король Лир», акт IV, сц. 1, пер. Т. Щепкиной-Куперник.
Харчок поймал графа за шиворот плаща и поднял, как котенка. Глостер в ужасе забился и замахал руками — поди решил, что его сцапала гигантская хищная птица, а не долбоеб огромных размеров.
— Тпру, тпру, — рек Харчок, стараясь успокоить графа, как понесшую лошадь. — Попался.
— Отнеси его подальше от края и поставь на землю, — распорядился я. — Лорд Глостер, это Харчок, шут Лира. Мы сейчас отведем тебя в укрытие и перевяжем раны. Король Лир уже там. Возьми Харчка за руку, и все.
— Иди отсюда, добрый друг, иди, — отвечал граф. — Твои услуги мне уж не помогут, тебе ж они вредны [267] . Мне нет дороги и не надо глаз. Я спотыкался зрячим [268] . Сыновья мои — мерзавцы, из дома меня выгнали… Там есть один утес, большой, нависший круто над пучиной. Поможешь мне взобраться на обрыв? Я награжу тебя. Оттуда больше не надо будет мне поводыря [269] .
Харчок утвердил старика на ногах и развернул в сторону рва:
267
Там же, пер. М. Кузмина.
268
Там же, пер. Т. Щепкиной-Куперник.
269
Там же, пер. Б. Пастернака.
— Тогда вам туда, милорд.
— Не отпускай его, дубина недоструганная!
— Он же сам сказал, что хочет топиться, — а он граф, у него и замок, и ров тоже его, а ты, Карман, всего-навсего шут гороховый. Я егослушаться буду.
Я подскочил к ним, схватил Глостера за руку и отвел подальше от края.
— Он уже не граф, парнишка. У него ничего нет, кроме вот этого плаща в защиту от ненастья. Как у нас.
— Ничего? — переспросил Харчок. — А давай я научу его жонглировать, и он тоже будет дурак?
— Давай сперва отведем беднягу в лачугу и глазницы смажем белками яичными и заткнем льняными охлопьями [270] , чтоб до смерти он кровью не истек. А потом можешь учить его дурацкому ремеслу.
— Мы сделаем из вас настоящего дурака, — произнес Харчок, хлопая старика по спине. — Это будут песьи ятра, а, милорд?
— Утопи меня, — рек Глостер.
— А дураком быть уж как лучше, чем графом, — не унимался мой подручный, слишком уж бодрый для столь мерзкого и холодного дня с убийствами и увечьями. — Замка, правда, нет, зато людей веселишь. Они тебе за это яблоки дают, а иногда какая-нибудь дева или овца и парой смешочков с тобой перекинется. Шавкины бейцы [271] , точно говорю.
270
Парафраз реплики третьего слуги, «Король Лир», акт III, сц. 7, пер. О. Сороки.
271
Шавкины бейцы — разг.,песьи ятра. — Прим. автора.
Я остановился и внимательно посмотрел на своего подручного.
— Ты перекидывался смешочками с овцами?
Харчок закатил глаза к аспидному небу.
— Кто, я? Не-е… мы и пирожком иногда делимся, если Кутырь сготовит. Вам Кутырь понравится, милорд. Она шибательная.
Похоже, Глостер тут окончательно обезволел и дал мне провести себя в городок за стенами. Шел он мелкими шаткими шажочками. У длинной фахверки, которую я принял за гарнизонную казарму, меня окликнули. Я поднял голову и увидел Курана — капитана Лира. Он стоял под козырьком и махал нам рукой. Мы подошли и вжались в стену, чтоб не лило сверху.
— Это никак граф Глостерский? — спросил Куран.
— Само собой, — молвил я. И рассказал капитану, что произошло в замке и на пустоши после нашей с ним последней встречи.
— Кровь Божья, две войны. А Корнуолл умер. Кто же командует нашими войсками?
— Госпожа, — ответил я. — Держись Реганы. План остается прежним.
— Нет, не остается. Мы даже не знаем, кто у нас враг — Олбани или Франция.
— Знамо дело. Но действуешь ты по-прежнему.
— Я б месячное содержанье отдал за то, чтоб направлять клинок, который ухайдакает ублюдка.
При упоминании о сыне Глостер опять взвыл:
— Да утопите же меня! Не могу я страдать долее! Дайте мне меч, чтоб я на него бросился и тем покончил с позором и страданьем навсегда!
— Извини, — сказал я Курану. — Он у нас нюня и плакса с тех пор, как ему вырвали глаза.
— Так перевязать же надо. Заволакивай его внутрь. Егерь по-прежнему с нами, а раны прижигать железом он умеет.
— Положьте же конец моим мукам! — выл меж тем Глостер. — Покоряться пращам и стрелам яростной судьбы мне больше невтерпеж… [272]
272
Парафраз монолога Гамлета, «Гамлет», акт III, сц. 1, пер. М. Лозинского.