Дураки умирают
Шрифт:
Калли мгновенно все просчитал. Оценил, что из этого можно выжать. Дело для судьи трудное. Он попытается ускользнуть, но Калли при необходимости мог надавить на судью. Конечно, это опасно, но результаты могут оказаться весьма весомыми. Если он поможет Сантадио в таком сложном деле, то Сантадио наверняка поставит его во главе отеля, когда Гронвелт продаст свои акции. Свобода племянника укрепит его позиции. Он получит пост президента «Ксанаду».
Калли пристально посмотрел на Сантадио.
— Дело трудное. Будет стоить денег. Но, если вы действительно этого хотите, мистер Сантадио, я могу
— Ты хочешь сказать, что его оправдают? — уточнил Сантадио.
— Нет, этого я обещать не могу. Может, до приговора дело и не дойдет. Но я гарантирую, что в случае обвинительного приговора он получит условный срок. И велика вероятность того, что судья так поведет процесс и настроит присяжных, что ваш племянник соскочит с крючка.
— Это было бы отлично. — Сантадио крепко пожал Калли руку. — Сделай это для меня и тогда можешь просить о чем угодно.
И внезапно Гронвелт оказался между ними, положил свою руку сверху, словно благословляя их рукопожатие.
— Вот и отлично. Значит, все проблемы решены. А теперь пойдемте обедать и отпразднуем это дело.
Неделей позже Гронвелт вызвал Калли в свой кабинет.
— Я получил результаты обследования. Доктор советует мне отойти от дел. Но прежде чем уйти, я хочу прокрутить один финт. Я попросил банк перевести миллион долларов на мой расходный счет и теперь собираюсь сыграть в других казино. Мне бы хотелось, чтобы ты побыл со мной, пока я проиграюсь или удвою свой миллион.
Глаза Калли вылезли из орбит.
— Вы собираетесь опровергнуть теорию вероятностей?
— Мне хочется тряхнуть стариной. В молодости я был классным игроком. Если кто-нибудь и может поспорить с теорией вероятностей, так это я. А если у меня не получится, значит, никому это не под силу. Мы отлично развлечемся, а я могу позволить себе расстаться с миллионом баксов.
Калли не верил своим ушам. Все годы, которые он знал Гронвелта, тот свято верил в теорию вероятностей. Калли вспомнился один черный период в истории «Ксанаду», когда столы для игры в кости три месяца подряд теряли деньги. Игроки богатели на глазах. Калли не сомневался, что дело нечисто. Уволил весь персонал секции. Гронвелт отдал кости на исследование в научную лабораторию. Ничего не помогало. Калли и менеджер казино пришли к выводу, что кто-то придумал некий прибор, контролирующий полет костей. Другого объяснения не было. Только Гронвелт сохранял спокойствие.
— Не волнуйся. Теория вероятностей сработает.
И действительно, три месяца спустя кости покатились в другую сторону. Три месяца каждый вечер столы приносили прибыль. И к концу года доходы даже превысили убытки. Гронвелт по этому поводу выпил с Калли шампанского и сказал:
— Можно потерять веру во все: религию и бога, женщин и любовь, добро и зло, войну и мир. Но теория вероятностей останется незыблемой.
И на следующей неделе, пока Гронвелт играл, эта фраза не выходила из головы Калли. А играл Гронвелт блестяще, Калли еще не доводилось видеть такого блестящего игрока. Ловил удачу на лету. Интуитивно чувствовал, когда надо ставить на Игрока, а когда переключаться на Банкомета. За столиком для блэкджека играл по пять баксов, когда дилеру шла карта, и ставил по максимуму, когда удача отворачивалась от него.
К середине недели Гронвелт выиграл пятьсот тысяч. К концу недели — шестьсот. И продолжал играть. Калли не отходил от него ни на шаг. Они вместе обедали, а потом играли до полуночи. Гронвелт говорил, что играть можно, только будучи в хорошей форме. То есть не перенапрягаясь, отсыпаясь каждую ночь, не переедая, не злоупотребляя женщинами.
К середине второй недели Гронвелт, несмотря на все свое мастерство, начал сдавать позиции. Теория вероятностей дробила его в пыль. К концу второй недели он расстался со своим миллионом. Поставив последние фишки и проиграв, он посмотрел на Калли и улыбнулся. Вроде бы радовался, но Калли расценил это как дурной знак.
— Только так и можно жить. С верой в теорию вероятностей. Все остальное — ерунда. Всегда помни об этом. В любых делах прежде всего опирайся на нее.
Глава 48
В свой последний приезд в Калифорнию, завершая работу над сценарием фильма, я столкнулся с Озано в баре отеля «Беверли-Хиллз». Меня так поразил его внешний вид, что поначалу я не заметил Чарли Браун. Озано прибавил как минимум тридцать фунтов, огромный живот буквально вываливался из-под старого пиджака. Лицо его раздулось, его покрывали белые жировые бляшки. Зеленые глаза, когда-то такие яркие, заметно обесцветились, стали чуть ли не серыми. А когда он шел ко мне, я заметил, что его еще сильнее заносит в сторону.
Мы выпили в «Поло лаундж». Как обычно, Чарли Браун притягивала взгляды всех мужчин. И не только красотой и невинным личиком. Такого добра в Беверли-Хиллз хватало. В ее одежде, походке, взгляде, которым она окидывала «Поло лаундж», читалась доступность. Так что на мужчин она действовала как зажженная лампа на мотыльков.
— Я выгляжу ужасно, не так ли? — спросил Озано.
— Бывало и хуже, — ответил я.
— Это точно, — вздохнул Озано. — Это ты ешь сколько влезет и не прибавляешь ни унции.
— Тут я Чарли не конкурент. — Я улыбнулся ей, она — мне.
— Мы улетаем во второй половине дня, — сообщил Озано. — Эдди Лансер думал, что сможет договориться о сценарии, но ничего не вышло, так что делать мне здесь больше нечего. Думаю, сяду я на диету, войду в норму и закончу роман.
— А как продвигается роман? — полюбопытствовал я.
— Отлично. Я перевалил за две тысячи страниц, осталось каких-то пятьсот.
Я не знал, что ему на это сказать. К тому времени он уже давно не сдавал в срок ни журнальные статьи, ни публицистические книги. Роман оставался его последней надеждой.
— Тебе надо сконцентрироваться на этих пяти сотнях страниц и добить эту чертову книгу. Тогда ты решишь все проблемы.
— Да, ты прав, — кивнул Озано. — Но торопить свое перо я не могу. Даже издатель не приветствует спешку. Ты же понимаешь, на кону стоит Нобелевская премия.
Я взглянул на Чарли, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели на нее слова Озано, но тут до меня дошло, что она и слыхом не слыхивала о Нобелевской премии.
— С издателем тебе повезло. Не каждый будет ждать книгу десять лет.