Дураки умирают
Шрифт:
— Пока будешь навещать меня в больнице, потом — у меня дома. Я не хочу превращаться в растение, поэтому уйду, как только пойму, что пора. И хочу, чтобы в тот день ты составил мне компанию. Ты и Чарли Браун. А потом ты позаботишься о всех формальностях. — Озано пристально смотрел на меня. — Ты не обязан этого делать.
Теперь я ему верил.
— Конечно, сделаю. Я у тебя в долгу. Яд достанешь?
— Достану. Об этом можешь не беспокоиться.
Я переговорил с лечащим врачом Озано, и он сказал мне, что Озано еще долго не покинет больничную
Я не сказал Валери о том, что случилось, не сказал, что Озано умирает. Два дня спустя вновь поехал к Озано в больницу. Он просил меня принести китайский обед, так что в больницу я пришел с большим пакетом из плотной бумаги, набитым контейнерами с едой. В коридоре я услышал вопли и крики, доносившиеся из палаты Озано. Меня это не удивило. Я поставил пакет на пол у стены и побежал по коридору.
В палате увидел врача, двух медсестер и старшую медсестру. Они все кричали на Озано. Чарли Браун наблюдала за происходящим из угла. В глазах у нее стояли слезы. Озано сидел на кровати в чем мать родила и орал:
— Принесите мне одежду! Ноги моей здесь больше не будет!
— Я не буду нести за вас никакой ответственности, если вы уйдете из больницы! Никакой ответственности!
Озано расхохотался.
— Какая, к черту, ответственность! Принесите мне одежду, и все дела.
Старшая медсестра, женщина чрезвычайно грозного вида, сердито фыркнула:
— Мне без разницы, знаменитость вы или нет. Я не позволю устраивать из этой больницы бордель!
Озано повернулся к ней:
— Пошла на хер! Пошла на хер из моей палаты! — Он встал, и тут я понял, что он действительно серьезно болен. Его сразу повело в сторону. Одна из сестер мгновенно подскочила, чтобы поддержать его, помочь, но Озано устоял на ногах, выпрямился. Заметил меня: — Мерлин, помоги мне выбраться отсюда.
Меня, надо отметить, удивило их негодование. Конечно же, им и раньше случалось заставать пациентов трахающимися. Я взглянул на Чарли Браун. Под короткой обтягивающей юбкой у нее определенно ничего не было. Она напоминала девочку-проститутку. Контраст с раздувшимся, гниющим изнутри телом Озано был очень уж разительным. Зрелище оскорбляло их эстетические чувства, а не моральные принципы.
Врач и медсестры повернулись ко мне.
— Я его выписываю. Под мою ответственность.
Врач начал было протестовать, потом повернулся к старшей медсестре:
— Принесите ему одежду. — Он сделал Озано укол. — Так вы легче перенесете дорогу.
В остальном проблем не возникло. Я расплатился по счету, подписал соответствующие бумаги, заказал по телефону лимузин с шофером, и мы отвезли Озано домой. Мы с Чарли уложили его в постель, он немного поспал, а потом позвал меня и рассказал, что произошло в больнице. Он попросил Чарли раздеться и лечь к нему в кровать, потому что очень плохо себя почувствовал и решил, что умирает.
Озано чуть отвернул голову.
— Знаешь, это самое ужасное в современной жизни. Умирать мы должны в полном одиночестве. Если ты в больнице и вокруг вся семья, никому и в голову не придет лечь в постель к умирающему. И дома, если ты умираешь, жена никогда не ляжет рядом с тобой. — Тут Озано посмотрел на меня и улыбнулся. — Такая уж у меня мечта. Я хочу, чтобы Чарли лежала со мной в постели, когда я умру, в тот самый момент, чтобы, уходя из этого мира, я мог чувствовать ее теплое тело и твердо знать, что жизнь у меня была не самая плохая и мне грех жаловаться даже на ее последние минуты. Символично, не так ли? Достойная смерть для романиста, да и критикам будет о чем написать…
— Но как ты узнаешь, что этот момент настал? — спросил я.
— Я думаю, уже пора, — ответил Озано. — Я думаю, тянуть смысла нет.
Вот тут меня охватил ужас.
— Почему бы не подождать хотя бы день? Может, завтра тебе полегчает. У тебя еще есть время. Шесть месяцев — не такой уж маленький срок.
— Тебя не воротит от моих намерений? Морального неприятия нет?
Я покачал головой.
— Я только не пойму, к чему такая спешка?
Озано задумчиво посмотрел на меня.
— Это не спешка. Я получил знак свыше, когда сегодня едва не упал, поднявшись с кровати. Слушай, я назвал тебя исполнителем литературной части моего завещания, все решения принимать будешь ты. Денег у меня не осталось, только авторские права, которые отойдут бывшим женам и, наверное, детям. Мои книги по-прежнему продаются, так что о них можно не беспокоиться. Я пытался что-то оставить Чарли Браун, но она не разрешила и, думаю, возможно, была права.
— Проститутка с сердцем из золота, — такие фразы крайне редко слетали с моих губ. — Как в книге.
Озано закрыл глаза.
— Знаешь, Мерлин, среди прочего я очень люблю тебя и за то, что ты никогда не произносил слово «проститутка». Может, я тебе это уже говорил, но вряд ли.
— Ты хочешь кому-нибудь позвонить? — спросил я. — С кем-нибудь встретиться? Может, выпить?
— Нет, — ответил Озано. — Хватит с меня этого дерьма. У меня семь жен, девять детей, две тысячи друзей и миллионы поклонников. Никто из них ничем не может помочь, и я никого не хочу видеть. — Он усмехнулся. — И поверь мне, я прожил счастливую жизнь. — Он покачал головой. — Люди, которых ты любишь больше всего, тебя и подводят.
Я присел у кровати, мы несколько часов говорили о книгах, которые прочитали. Он рассказал мне о женщинах, с которыми спал, попытался вернуться в прошлое, вспомнить девушку, которая заразила его. Не получилось.
— Могу сказать только одно: все они были красавицами. Все стоили того, чтобы их трахнуть. В общем, чего сейчас об этом говорить? Несчастный случай, ничего больше. — Озано протянул руку, я ее пожал, задержал в своей. — Скажи Чарли, чтобы пришла, а сам подожди. — Я уже открывал дверь, когда он крикнул вслед: — Эй, послушай! Одним творчеством сыт не будешь. Выбей это на моем гребаном надгробном камне.