Дураков нет
Шрифт:
А злость ее не утихала. Мимо старухи сновали тени клиентов, дверь открывалась и закрывалась совсем рядом, но так, что не дотянуться, и Хэтти разражалась сперва угрозами, а потом и ругательствами. Посетители не обижались, когда их обзывали “выпердышами”, но вид одержимой старухи их все же нервировал, и, выйдя на улицу, они вздыхали с облегчением. Наконец Хэтти смекнула, что ни угрозы, ни оскорбления не действуют, что посетители как уходили, не заплатив, так и уходят, и однажды швырнула солонку, та улетела к стойке, угодила Отису Уилсону под правое ухо, и он обернулся.
–
– Она нормальная, – заверил Салли, надеясь успокоить Касс, на деле же добился прямо противоположного. – Вот увидишь, она утихнет.
Оба уставились на Хэтти. Та решительно поджимала губы, и как-то не верилось, что она изменит мнение о чем бы то ни было. Или с чем-то согласится.
– После Рождества она точно станет нормальной, – ответила Касс.
Утром Салли, входя в закусочную, заметил объявление на двери: “«У Хэтти» будет закрыта с Рождества и до Нового года” – по правде говоря, впервые за всю свою историю. Закусочную часто закрывали по большим праздникам, но на памяти Салли не бывало такого, чтобы она не работала целую неделю, с Рождества до Нового года. Торопливый почерк, каким было написано объявление, вкупе с тем фактом, что Касс словом не обмолвилась Салли о намерении закрыть закусочную, навело его на мысль, что она решила это сегодня ночью. Судя по набрякшим мешкам под глазами, Касс поднялась очень рано.
– Она на это ни за что не согласится.
Салли кивнул на объявление и увидел, что за дверью закусочной в сером утреннем свете переминается с ноги на ногу Руб, спрятав руки поглубже в карманы куртки, и явно надеется, что его увидят изнутри, где тепло и светло. Росточка его хватало лишь на то, чтобы заглянуть в зал поверх объявления; Салли заметил, что Руб обрадовался, что на него обратили внимание, хотя лицо его омрачилось, когда он понял, что проку от этого нет. Руб взглянул на запястье, точно проверяя, через сколько минут откроется закусочная. А поскольку часов он никогда не носил, то и на запястье его не нашлось ничего, что хоть как-то помогло бы ему узнать время. Интересно, у кого он перенял этот жест, подумал Салли.
– У нее в этом деле нет права голоса, – ответила Касс, Руба она не видела. В тоне ее слышался вызов. И Салли мог возразить ей, если бы осмелился.
– Окей, – согласился Салли, возразить он все-таки не осмелился. – Я всего лишь имел в виду, что ей это не понравится, вот и все.
– Нет, – произнесла Касс, – ты не только это имел в виду. Ты имел в виду, что у меня не получится ее убедить, не стоит и пытаться. Ты имел в виду, что проще было бы, как обычно, уступить ей, поскольку в конце концов она все равно настоит на своем. Вот что ты имел в виду, когда сказал, что она на это не согласится.
Да, это была правда. Он действительно имел в виду это.
– Ничего такого я не имел в виду, – отперся Салли.
– Вчера была последняя капля. – Касс взяла с сушилки ножи, указала ими на Салли. – С меня хватит. Надо отдать ее в соответствующее
– Окей, – кивнул Салли. – Хорошо.
Теперь Касс злилась на него – видимо, подумала, что Салли усомнился в правильности ее решения или силе ее воли. Порой ему казалось, будто он обладает особым даром перенаправлять на себя злость практически любой женщины. Все они тут же забывали об изначальном объекте своего раздражения. Всякий раз, когда Рут злилась на Зака, Вера – на Ральфа, Тоби Робак (и прочие женщины Карла) – на Карла, все они охотно срывали злость на Салли, если он подворачивался под руку, точно Салли в концентрированной форме воплощал некую мужскую суть, каковую они считали причиной недовольства своими мужчинами. И Салли попытался отвлечь Касс, пока та не разошлась вовсю.
– Не хочешь впустить Руба? – спросил он.
Руб уже мелко приплясывал за дверью.
– Каждое утро он приходит все раньше, – проворчала Касс. – Если я впущу его, остальные подумают, что мы открылись.
– Он поднимет тебе настроение, – пообещал Салли.
– Как?
– Не знаю, – признал Салли. – Но так всегда и бывает.
– Тебе просто нравится его мучить.
– Помаши ему, – предложил Салли.
Они помахали Рубу. Он нахмурился и не ответил.
– Ладно, я больше не могу на это смотреть, – сказала Касс, пряча улыбку. – Открой ему.
– Вот видишь, – отозвался Салли и двинулся к двери.
– Погоди, – остановила его Касс.
– Что?
– Мне понадобится помощь на следующей неделе. И мне больше некого попросить.
– Окей.
– Не обещай, если не сдержишь слово.
– Я найду время.
– Я надеюсь управиться за одно утро. Хочу посмотреть два места. Одно в Шуйлере, другое в Олбани.
– Окей.
– Хватит повторять “окей”.
– Окей.
– Впусти уже его.
Салли повиновался.
– Вы обсуждали меня, – сказал Руб, когда Салли закрыл за ним дверь и снова запер ее на замок. – Я же вижу.
– Возьми с него деньги, – громко произнесла Хэтти у локтя Руба.
Руб, боявшийся всех старух, шарахнулся в сторону и взглянул на Хэтти, пытаясь понять, не на него ли она намекала. За все эти годы, что он приходил сюда, она ни разу с ним не заговорила и вообще его не замечала, а теперь, похоже, не просто заговорила, но, что куда хуже, потребовала денег, которых у него нет. И Руб прошептал, не отрывая взгляда от старухи:
– Не могли бы вы одолжить мне доллар?
Питер – заспанный, но в рабочей одежде – вышел из комнаты, в которой они с Уиллом жили у Веры, и увидел, что Ральф стоит под дверью жениной спальни и прислушивается. В смутные времена их общая спальня превращалась в ее спальню, и Ральф знал, что без разрешения ему туда нельзя. Двое мужчин стояли в узком коридоре между комнатами, прислушиваясь к звукам по ту сторону двери. Но единственные звуки в доме доносились снизу, из кухни, где Уилл скреб ложкой по дну тарелки с хлопьями. Питер развернулся, пошел вниз, Ральф последовал за ним.