Дураков нет
Шрифт:
– Знаешь, где я был? – спросил он Салли.
– Понятия не имею, – ответил тот.
– Сидел в переулке и ждал тебя.
– Я тут слегка занят. – Салли широким жестом обвел закусочную. Сейчас посетителей было меньше, чем когда он встал за стойку, но аргумент не утратил силы. – Я думал, тебе хватит ума поехать домой.
– Ты же сам просил подождать, – ощетинился Клайв-младший.
– Я не имел в виду вечно, – парировал Салли.
Клайву-младшему показалось, будто кто-то хихикнул. Пожалуй, здесь не место препираться с Салли.
– Выпей кофе. –
– Вообще-то я обедал со своей невестой, – сообщил Клайв-младший и хотел было добавить, что Салли с нею знаком, но не успел.
– Ага, – кивнул Салли, но брачные планы Клайва-младшего его явно не интересовали. – И чем еще ты занимался?
Клайв-младший прищурился, догадавшись, к чему он клонит. Вчера, дожидаясь, пока вернется мать, Клайв-младший и Джойс поднялись к Салли посмотреть, что еще тот успел испортить после прошлой проверки.
– Да особо ничем, – вяло ответил Клайв-младший.
– Особо ничем, – повторил Салли. – А я думал, вдруг ты ходил куда не надо.
Клайв-младший чувствовал, что прочие сидящие за стойкой с нескрываемым любопытством слушают их разговор. И чувствовал, на чьей они стороне. Не на его.
– Мы уже это обсуждали, – отважно произнес Клайв-младший. – Хозяин дома имеет право…
– Но ты не хозяин дома, – перебил Салли.
– Моя мать…
– …единственная причина, по которой я тебя не трогаю, – закончил за него Салли. – Еще раз припрешься ко мне без моего разрешения, и даже она тебя не спасет.
Клайв-младший задрожал от ярости. И, как бывало всегда в напряженные моменты, обнаружил, что словно стоит на шаг позади себя и скептически наблюдает за собственной скверной игрой. С этой позиции он увидел, как поднялся с деланым достоинством, достал из бумажника доллар, увидел, как развернулся, точно немецкий солдат в телевизионной комедии, как нелепо промаршировал мимо молчащих людей за стойкой. А может, и не молчащих. Может, тишина наступила, когда он разделился и обнаружил, что вылетел за пределы тела. Как бы то ни было, выходя из закусочной, Клайв-младший слышал лишь собственный голос – как он утром сказал матери: “Я разберусь с Салли”.
И, как обычно, в себя он пришел не сразу. Следующее, что он помнил, – как сидит за своим дубовым столом в банке, а это значило, что он как-то туда добрался, на машине или пешком, и вошел с бокового входа. И еще, должно быть, отдернул штору на окне, смотревшем на улицу. Сквозь темное тонированное стекло Клайв-младший видел всю Главную до самой закусочной, дверь ее отворилась, вышли двое смеющихся мужчин. Сколько раз за эти годы, выглянув в это окно, он видел, как по улице идет Салли, похожий на человека, который, хромая, направляется прочь с места аварии, от потрясения и отупения не способный оценить, сильно ли пострадал? Двигаться не останавливаясь, вопреки доводам рассудка – таков был замысел Салли.
Клайву-младшему он порой казался бессмертным, несокрушимым. Бессмертного в Салли он почуял сорок лет назад, тем поздним весенним
Клайв-младший, хоть и был молод, понимал, что мать ошибается. Не по части мотивов Салли, тут она, может, и угадала. Ошибалась она насчет того, что Салли способен погибнуть в аварии. Если чьи дни и окажутся сочтены, так это того парня, в которого он врежется, думал Клайв-младший. Быть может, Салли даже умудрится угробить всех прочих, но лично ему суждено авария за аварией оставаться невредимым, пережитое его искалечит, но не убьет.
И это предчувствие сбылось. Вот только погиб не Салли на скорости девяносто миль в час, а Клайв-старший на скорости в двадцать.
Но Клайв-младший сознавал, что Салли не бессмертен. Он обычный человек. Динозавр, терпеливо дожидающийся вымирания. Вполне возможно, что он уже умер, но по глупости этого не понял. Клайв-младший хотел бы объяснить это Салли и представил себе разговор, который ему не хватало смелости завести по-настоящему. “Знаешь, как динозавры поняли, что они вымерли?” – спросил бы он. “Понятия не имею”, – признался бы Салли. “Никак, – ответил бы Клайв-младший. – Вымерли, и все”.
К тому времени, когда вернулась Касс под руку с Хэтти и усадила мать, вымытую и одетую в теплое, в ее кабинку, альтруистический порыв Салли почти угас. Время от времени он был способен на альтруистические порывы, он наслаждался ими, пока они длились, и не жалел, когда выдыхались.
– В следующий раз не лови ее, пусть проваливает, – сказала Касс, присоединившись к Салли за стойкой.
Салли уже снял фартук.
– Что на нее находит? – Салли сел на табурет, который еще недавно занимал Клайв Пиплз.
– Она злилась еще со вчерашнего дня, – доверительно принялась рассказывать Касс. – Требовала, чтобы я открыла заведение в праздник и она посидела в кабинке. А я ей сказала: да сиди сколько хочешь, и она, черт подери, пошла. Просидела тут три часа, вернулась и сообщила, что мы так разоримся.
– В кабинке ей нравится, – заметил Салли.
Старушка широко улыбалась, уже позабыв о своем незадавшемся побеге.
– Нравится – не то слово. Если бы я работала сутками, не закрываясь, а она сидела в кабинке, она была бы самой счастливой женщиной на свете.