Дурман-звезда
Шрифт:
– Ну а потом, когда подросла?
– Не довелось ни разу. Там, где я живу, они не цветут.
– То есть как это?
– А вот так. Не цветут, и все, - она вздохнула, любуясь крошечным огоньком.
– А тут, представляешь, едем - и вдруг такое. Слушай, а может, я...
– Тайя, - сказал он мягко, - нам не стоит задерживаться. Надо отъехать подальше от перевала. Нас уже ищут, скорей всего.
– Тем более, в лесу переждем. Нет, ну серьезно! Они здесь, смотри, не только под этим дубом. Вон, еще несколько штук. И дальше, видишь? Будто подсказка, куда идти. Может,
Она смотрела умоляющими глазами, словно ребенок, у которого вот-вот отберут конфету. Ясень несколько растерялся. Понятно, фиалковый цвет для девицы - чистый дурман, но как же оно некстати! Может, взять ее в охапку, да отвезти подальше? Потом сама же спасибо скажет, когда голова чуток прояснится...
Он уже примеривался, как лучше поднять девчонку, но боковым зрением уловил какую-то неправильность в небе. Присмотрелся и рявкнул:
– В лес, быстро!
Схватил коня под уздцы, втащил под деревья. Тайя, очнувшись, бросилась к своей лошади. И, уже укрывшись в глубине за стволами, они увидели, как высоко над дорогой проплыли две огромные птицы.
– Кажется, не заметили.
– Они, наверно, больше на дорогу смотрели.
– А ты вовремя углядел.
– Повезло.
– Ну, теперь из леса точно не вылезем.
– Ладно, ладно, понял намек. Давай твою поляну искать.
Спустя полчаса Ясень уже всерьез пожалел, что поддался на уговоры. Они углублялись в лес, но ничего пока не нашли. Фиолетовые брызги поблескивали в траве; Тайя смотрела на них, забыв обо всем. Ясень же все острее чувствовал себя мышью, перед которой выложили тропинку из сырных крошек. А ведь всем хорошо известно, куда они ведут, такие тропинки. В общем, пока не поздно, пора это прекращать...
– Ну, что я говорила?
Тайя от радости всплеснула руками. И в самом деле, чаща впереди расступалась. Показались аккуратные хаты, грядки и тын с горшками. А под тыном густо цвели фиалки.
– Пойдем же, Ясень!
Он открыл было рот, но так и не придумал, что возразить. Никакой угрозы не ощущалось. Где-то замычала корова, гавкнула собака, почуяв чужих. Ветерок донес запах свежего хлеба - такой манящий, что в животе заурчало.
– Ладно, раз уж такое дело...
Они вышли из-за деревьев и направились к ближайшему дому. Селение было крошечное - скорее, не деревня, а хутор. С полдюжины дворов, а за ними обширное распаханное пространство, где густо колосилась пшеница. Потом опять начинался лес, и вздымались склоны хребта: хутор аккуратно вклинивался в ложбинку между двумя горами.
Дебелая тетка в застиранном сарафане стояла, опираясь на тын, и с умеренным любопытством разглядывала пришельцев.
– Здравствуйте, - вежливо сказала Ясень.
– Солнца вашему дому.
– Здравствуй, здравствуй, - тетка кивнула.
– Никак путники к нам пожаловали. Издалека идете?
– Издалека, - он не стал вдаваться в подробности.
– Хозяйка, можно воды напиться? Весь день по жаре сегодня.
– Так отчего ж нельзя. Заходите. А там и вечерять скоро.
– Да нам бы...
– Э, брось, парень. Вижу ведь, устали с дороги. Оставайтесь до завтра. Отдохнете, ну и расскажете заодно, что видели интересного. У нас тут гости редко бывают.
Ясень заколебался. Оно, конечно, лучше на хуторе, чем в лесу или в поле, но ведь охотники тоже не дураки - наверняка проверят селения вдоль дороги. Может, прямо сегодня вечером кого-то пришлют...
– Чего задумался, парень? Спокойно переночуете. Вон, хотя бы, на сеновале.
– Спасибо, мы с радостью, - сказала вдруг Тайя, до того момента молчавшая и глядевшая на цветы. Подняла глаза на Ясеня, взяла его за руку и прижалась плечом.
– Давно бы так, - тетка фыркнула.
– Давайте уже во двор.
Она пошла к хате, а Ясень шепнул девчонке:
– Нельзя нам тут оставаться. Найдут, неужели не понимаешь?
– Не найдут, - сказала она уверенно.
– Никто сюда не приедет и не прилетит, я знаю. Да ты и сам, наверно, чувствуешь, разве нет?
– С чего ты взяла? Хутор сверху как на ладони...
Ясень глянул на небо и замолчал, сбившись на полуслове. Тайя была права. Словами это не выразить, но в вечерней лазури над головами был растворен покой; там просто не нашлось бы места для птиц, несущих смерть на спине. Солнце лениво щурилось, а фиалки, раскрывшись ему навстречу, светились тихо и безмятежно.
– Понял?
– Ладно, убедила. Пошли.
...Умытые, посвежевшие, они сидели в горнице за широким крепким столом. Шкварчала картошка с салом на сковородке, пенился квас, колбаски свивались на блюде жирными кольцами. Хозяин дома - мосластый и бородатый, с кустистыми седыми бровями - расспрашивал Ясеня о ценах на хлеб в предгорьях и задумчиво хмыкал, выслушивая ответы. Пацан лет шести ерзал на лавке, таращился на гостей и, кажется, тоже порывался что-то спросить, но, заметив, как мать хмурит брови, снова опускал голову и тоскливо ковырялся в тарелке. Его сестренка-малявка восторженно глядела на Тайю, которая шепталась о чем-то со старшей дочкой хозяев - розовощекой, круглолицей и волоокой.
Все в этой семье были одеты опрятно, но без изысков. Разве что, хозяйка и дочери носили цветастые косынки на шее - Ясень решил, что это местная мода. А вообще, посиделки ничем не отличались от тех, что бывают в его родном городке в степи. Словно он на пару часов оказался дома...
Потом они пили густой фиалковый взвар. Ясень никогда его не любил, но из вежливости выцедил кружку. В горнице стало душно; дождавшись конца застолья, он вышел на свежий воздух. Долго стоял у тына, подставив лицо прохладному ветру и глядя на красную полоску заката.
– Скучаешь?
– глаза у Тайи блестели. Похоже, она слегка захмелела.
– Нет, отдыхаю просто.
– Правда, хорошо тут у них? Спокойно...
– Ага, даже слишком. Сонное царство. И ни одной дороги, заметь. Только лес вокруг. Как будто они вообще отсюда не выезжают. И к ним никто не приходит.
– Мы же пришли.
– Вот меня это и смущает.
– Перестань, - она улыбнулась.
– Ты просто на взводе, поэтому всякая жуть мерещится. Я понимаю, столько всего случилось. Но давай отвлечемся, сделаем передышку. Хотя бы на этот вечер. На эту ночь.