Дурная кровь
Шрифт:
– Безусловно. Поэтому сделай так, чтобы ляпов не было.
– Один вопрос, Арно, если позволишь - а что я с этого буду иметь?
– Моя благодарность тебя устроит?
– Вполне. Но есть еще кое-что, о чем я хочу тебя спросить.
– Что именно?
– Расскажи мне, чем занимался Бенедиктус перед своей отставкой.
– Этого я не могу тебе рассказать. Это служебная информация.
– Ага, понятно, - Бере потянулся в кресле, хрустнул сцепленными пальцами рук.
– Значит, ты доверяешь мне в одном и не доверяешь в другом?
– В смысле?
– Я так понимаю, редакция доклада нашего нового супергения - твоя работа, верно? Это ты должен проверить его доклад, дать на него свою рецензию и благословить парня. Ты доверяешь эту работу мне. Лестно, очень лестно. Но я, демоны меня забери, так давно не крутился в высших сферах сверхъестествознания, что вполне могу проглядеть в докладе кое-какие моменты, на которые, без сомнения обратят внимание высокоученые господа из Совета. Да-да, Арно, такая вероятность есть, и не надо так на меня смотреть. Я всего лишь неудачник, жалкий наемник, который зарабатывает себе на жизнь, распутывая всякие темные истории, в которых есть магический след. И такому червю ты доверяешь такое важное дело? Весьма неблагоразумно с твоей стороны, почтенный мэтр.
– Ну хорошо, - Ван Затц с плохо скрытой ненавистью посмотрел на Беренсона.
– Что тебя интересует?
– Я же сказал: мне интересно, чем занимался старик перед уходом с кафедры.
– Он вбил в свою старую склеротическую башку, что должен выполнить свой долг перед покойным учителем, архивариусом Грегори Ванхартом. Довести до конца его работу.
– То есть, перевести оставшиеся тексты "Раберранских хроник"?
– Именно. По завещанию Ванхарта его библиотека и архивы перешли в собственность университета. Так вот, в архивах Ванхарта оказались черновики переводов сорока шести таблиц "Хроник" - эти переводы сегодня доступны всем и каждому, они есть в нашей библиотеке. А вот переводов еще четырех таблиц в архивах не оказалось. Ванхарт попросту не успел их перевести.
– Погоди-ка, но ведь в "Раберранских хрониках" всего сорок шесть частей! Или я чего-то не знаю?
– Их пятьдесят, Бере. Когда Ванхарт почти закончил возиться с этим древневанагримским дерьмом, профессор де Морней и его шайка гробокопателей отправилась во вторую экспедицию в Барию и обнаружила в Нессе еще четыре таблицы - они были вмурованы в стены подземной крипты под основным святилищем, о существовании которой прежде никто даже не подозревал. Де Морней не стал выламывать их, просто сделал с них копии и отослал Ванхарту. Однако он немного опоздал. Переводы "Хроник" к тому времени сделали Ванхарта знаменитостью - ведь старику удалось восстановить династическую линию правителей Руфии с древнейших времен и доказать, что наш народ пришел в эти края именно из Ванагрима, прародины богов и героев. Король лично наградил его орденом Алмазной Звезды Севера и пожизненной пенсией в пять тысяч гиней за его труды по изучению наследия предков, и у бедняги Ванхарта, который и не мечтал о таком признании, от избытка чувств и монаршьей милости что-то в башке перевернулось. У него начались видения, потом припадки, и король отправил его в отставку, поскольку бедняга не то, что переводить с древневанагримского - говорить по-человечески уже не мог. Так он и мучился почти десять лет, пока не помер в своем поместье, которое в последние годы его жизни превратилось в настоящий сумасшедший дом. Копии этих табличек были в архиве покойного, и Бенедиктус, отыскав их в безднах нашего либрариума, решил их перевести. Заявил мне, что непременно доведет эту работу до конца, чтобы дух Ванхарта, как он выразился, обрел наконец-то покой. А потом и он стал вести себя как-то странно. Короче, дурацкая история. Видимо, у этих "Хроник" свойство сводить с ума всякого, кто пытается в них копаться. Перевода я так и не увидел, Бенедиктус помер, и все это меня теперь мало интересует.
– Интересно. Я не знал, что Ванхарт был безумен.
– Все это случилось почти пятьдесят лет назад и никогда не афишировалось.
– А почему архивы попали в нашу библиотеку всего несколько месяцев назад?
– Потому что доченька Ванхарта решила, что при ее жизни все труды великого батюшки останутся в их доме. После ее смерти внуки Ванхарта поспешили избавиться от легендарного наследия деда. Исполнили, так сказать, его посмертную волю. Все эти горы ветхой исписанной воняющей плесенью и мышами бумаги и пергаментов им были совершенно ни к чему. Их перевезли в университет, попросту свалили в одном из дальних углов библиотеки, и несколько месяцев ими никто не занимался, пока Бенедиктус ни с того, ни с сего не вспомнил о них.
– Я могу взглянуть на эти тексты?
– Зачем тебе это нужно? Ты что, знаешь древневанагримский?
– Не знаю, но мне просто интересно.
– Лучше взгляни на это, - Ван Затц показал пальцем на тубус в руках Бере.
– Больше пользы будет. И вот что еще: никому ни слова о нашем с тобой сегодняшнем разговоре и о задании, которое я тебе дал. Не стоит афишировать некоторые тонкости нашей научной кухни.
************
Конечно, не стоит всего этого афишировать, подумал Бере уже на улице. А сюжет ведь древний, как стены этого города, как земля, на которой он стоит - имеется академический треугольник из бездарного начальника, выскочки с неизвестными, но очень могущественными покровителями, которого к этому начальнику определили, и рядового сотрудника, которому за очень скромное вознаграждение, а чаще за "спасибо", предстоит выполнять работу за обеих поименованных персон.
Бере хмыкнул, втянул ноздрями запах улицы. Пахло морозным вечером, дымом печей и каминов, конским навозом - а еще жареной на вертеле бараниной. Чудесный запах жаркого шел со стороны маленькой таверны с баранкой на вывеске и медными накладками на дверях.
Он вышел из таверны, пряча под плащом два фунта отлично прожаренного, сдобренного луком, перцем и мускатом кебаба, уложенного в глиняный горшочек и аккуратно завернутого в чистую холстину - их с Фесом сегодняшний ужин. Грифон, правда, просил сосиски с горчицей, но бакалейщик наверняка уже закрылся. И потом, Бере всегда испытывал недоверие к колбасам, одним богам известно, что туда эти колбасники подмешивают.
Бакалейщик действительно закрыл свою лавку, но булочная у кампуса была открыта.
– Ого, почтенный мастер наконец-то при деньгах!
– воскликнул Тони-булочник, когда маг вручил ему две гинеи долга.
– Спасибо, что помнишь о своих долгах.
– Спасибо, что не напоминаешь о них постоянно. Дай мне круглый крестьянский хлеб, полфунта гвардейского табаку и бутылку хорошего вина.
Фес восседал в кресле с самым таинственным видом. Он даже не изменил позы, когда Бере выложил на столик свою ношу и пояснил, что же он прикупил на ужин.
– Баранина?
– только и сказал он.
– Жареная на вертеле? Отлично. А сосиски?
– В другой раз. Я не успел в бакалею до закрытия.
– Бере, я разобрался с запиской.
– И потому у тебя такой вид, будто ты прислушиваешься к каждому шуму на улице?
– Я горжусь собой. Признаться, мне пришлось поломать над этой загадкой голову.
– Сейчас я принесу тарелки, и ты мне все расскажешь.
– Я с самого начала подумал, что это шифр, - Фес соскочил с кресла и прошел за Бере в кухню.
– Чем еще могут быть бессмысленные слова на бессмысленном языке? Записи Бенедиктуса были зашифрованы.