Дурная привычка
Шрифт:
Я стоял посредине кухоньки и наблюдал за действиями всемогущего владельца «100 рентген». А тот, откашлявшись, присел на табурет и посмотрел на меня.
— Не думал ты, что хозяин «100 рентген», знаменитый Граф, может сердцем болеть? — бармен попытался хитро сощуриться, но вышло у него это, скорее, жалостно, чем озорно. — Вот так, Крохаль! Никто своего часа не знает!
Тут меня осенило! Конечно! «Изокет»! Как же я забыть мог! Продвинутая форма всем известного нитроглицерина!
— Сынок, — отец говорил отчетливо, хотя и тихо. — Дойди до аптеки,
Я взял из рук отца, лежащего в своей постели, бело-красную коробку и прочитал: «Изокет».
— Это что?
— Это нитроглицерин, только удобнее и действует дольше.
Я стоял перед кроватью отца и смотрел на него — всегда веселого, а теперь, вдруг, постаревшего и усохшего, лежащего в кровати у себя дома и не способного самого дойти до кухни. Мама, сидела рядом и гладила его по руке, будто ласкала. Вчера она позвонила и сказала, что старик совсем плох. Я прилетел сразу, как смог, бросив все дела и не сказав никому ни слова. Потом, это стоило мне неприятных минут у начальства, но я не жалел.
Отец категорически отказывался ехать в больницу, как мама не настаивала. В надежде, что я смогу на него повлиять, она и вызвала меня из другого города. Теперь я стоял тут, и глядел на беспомощного человека, некогда бывшего для меня самым сильным и умным во всем белом свете.
— Отец, — робко начал я. — Может — в больницу, а? Я Василию позвоню, он организует. Давай! Подлечишься! Поехали, а?
— Я тебе позвоню! — отец даже привстал в кровати от негодования. — Только попробуй! Никогда я в больнице не лежал. И лежать не сбираюсь. Тут помру, если что!
Услышав такие слова, мама заплакала и выбежала из комнаты.
— Зачем ты так, папа? — я присел на краешек кровати. — Ты б хоть о маме подумал, раз себя не жалеешь!
— Замолчи, сын! — жестко сказал отец. Так он еще меня не называл. Всегда было: «сынок, сынуля, сыночек, сыночка». И никогда подчеркнуто-официально — «сын». Может быть, поэтому я не стал с ним спорить, а тихо вышел, прикрыв за собой дверь. На кухне всхлипывала мама. Я подошел и сел рядом. Она посмотрела на меня огромными, полными слез глазами, ярким пятном выделяющимися на ее, некогда красивом, а теперь сморщившимся как печеное яблоко, лице, и в полный голос разрыдалась.
Через какое-то время мама успокоилась. И принялась возиться, суетно пытаясь приготовить чай. Мне пришлось помочь ей, иначе в доме не осталось бы целых чашек.
Когда мама совсем успокоилась, я пошел в аптеку. В ближайшей лекарства не нашлось, меня послали в другую, оттуда — в третью. Я вернулся только через час. Когда подходил к дверям подъезда, то увидел машину с красным крестом на борту. Не помня себя, я взбежал на третий этаж и замер в дверях квартиры. Комната отца была открыта. На постели, лежало что-то, накрытое одеялом, за столом сидел наш участковый и доктор в синей
Граф разглядывал меня, будто видел впервые. Потом, немного подумав, он пересел поближе ко мне.
— Помнишь наш давешний разговор?
— Ты про что? — я еще не совсем пришел в себя после вновь пережитых моментов прошлой жизни.
— Я про дочку мою. — бармен тяжело вздохнул. — Ты как, надумал?
— Граф, как ты мне предлагаешь скрыться, если за мной по пятам идет АСО? Они меня где угодно найдут. У меня теперь только один путь — к Монолиту. И просить этот кристалл уродский о новой жизни.
— Это и я тебе могу обеспечить. Без Монолита. Расклад следующий: идешь к Болотному Доктору, и он сделает тебе новое лицо. Если я попрошу, то мне он не откажет — за ним должок числится. Потом, организуем тебе новые документы, и лети из Зоны чистым лебедем. Никто и не узнает, что знаменитый Крохаль теперь под другим именем живет у всех на виду. Как тебе такой вариант?
— Приемлемо. — я покивал головой. — Только, у меня в Зоне тоже должок остался. Пока не отдам, дороги за Периметр мне нет. Даже ради тебя. Уж извини.
— Вот же баран упертый! — бармен стукнул кулаком по столу. — Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка! Вижу, что переубедить тебя никто не сможет. Поэтому, давай так: ты идешь в свою крайнюю ходку, а потом сваливаешь, пользуясь тем планом, который я тебе наметил. Идет? Надеюсь, что ты вернешься, а я до того времени не загнусь. Только имей в виду, Крохаль, мне совсем мало осталось, так что спеши. А еще лучше будет, если ты прямо сейчас дурь из башки выбросишь и старого человека послушаешь.
— Нет, старик, я много задолжал, за то время, что здесь провел. И до того… Пора рассчитываться. А после, можно и о дочке твоей поговорить.
Бармен ничего мне не ответил. Да оно, собственно, и не требовалось. Мы вышли из комнатки. Граф направился за стойку — обслуживать клиентов, а я за столик — принимать антидепрессант.
В зале народу не прибавилось. Все сейчас сидели на стенах и отстреливали мутантов. Поэтому я взял водочки и позволил себе немного побарствовать в одиночестве. Долго наслаждаться уединением мне, однако, не дали. Вскоре начали подтягиваться бойцы, вваливаясь в дверь веселыми шумными группами. Значит, гон закончился и «Долг» отменил свой приказ о временной мобилизации всех, кто способен держать автомат в руках.
Минут через десять в бар вошли жутко довольные собой Кузя, который уже успел избавиться от гипса, и Серж, сияющий, будто новогодняя елка. За то время, что я его не видел, Серж как-то изменился. Движения его стали более округлыми, походка — более уверенная, а взгляд — жестче. Прямо настоящий сталкер-ветеран! Куда там!
Я махнул ребятам и они, опознав меня, радостно двинулись к столику.
— Поздорову, бродяги! — я протянул вперед раскрытую ладонь.
— Поздорову! — Кузя с видимым удовольствием шлепнул меня по руке и плюхнулся на стул. — Как сам?