Дурной глаз
Шрифт:
Слева направо она продолжает упрямо мотать головой.
— Вы отказываетесь?.. Скажите же наконец!… Вы меня боитесь?.. Это так?.. Но вы же отлично знаете, что я вас не буду ненавидеть.
И внезапно одна мысль останавливает Реми. Он раздумывает, потом опускается на колени перед Раймондой.
— Ну, будьте со мной откровенны! Вы уверены, что не можете уехать?
— Да.
— Вы кого-то любите?
Жестом опытного мужчины он поднимает ей подбородок. Его взгляд прикипает к этому замкнутому лицу, которое отказывается ему отвечать.
— Выходит, это правда. Вы любите.
Его зрачки сокращаются. Он встает.
— Я должен был об этом догадаться, — говорит он. — Но есть кое-что, Раймонда, чего я не понимаю. Вы никогда не выходите в город… Даже по вечерам….. Итак, где же прячется ваш любимый?
Внезапно его пронзает догадка.
— Он обитает здесь… Кто это? Это все же не Адриен?
Наполовину вытянув перед собой руку, словно желая защититься от удара, она плачет. Но Реми не решается говорить, не решается пошевелиться. Значит злая судьба приготовила ему еще одну мрачную бездну, и ему сейчас предстоит туда ступить. Во рту появляется привкус желчи.
— Отец?
Рука Раймонды падает. У него больше нет необходимости говорить. Сколько лет продолжается эта связь? Без сомнения, с того момента, когда Раймонда вошла в дом. Вот почему братья ссорились между собой, почему дядя так грубо обходился с молодой женщиной, почему, что-то смутно подозревая, Клементина молчала, подавляя свою злобу.
— Извините меня, — бормочет он.
Он отступает до двери. Но у него еще не хватает сил окончательно уйти. В последний раз он смотрит на Раймонду. Он на нее не сердится. Она просто жертва. Как и он.
— Прощайте, Раймонда.
Он захлопывает дверь. Колени у него дрожат. Он спускается в столовую. Ему хочется выпить чего-то покрепче, как в тот день, когда он вышел с кладбища. Но спиртное его не согревает. Его переполняет бессильная ярость, и в то же время ему холодно. Он боится того, что сейчас должно произойти. Он этого не хочет, но это как исходящее из него проклятие. Он направляется на кухню, где Клементина мелет кофе.
— Когда вернется отец, — говорит он, — предупреди его, что мне нужно с ним поговорить.
Глава 8
— Я от вас не скрываю, что он меня немного беспокоит, — сказал доктор.
— Эта чрезмерная экзальтация!… Это упорное нежелание вас видеть… Странный мальчик!… Скажите, в последнее время он что-нибудь читал насчет дурного глаза? Кто ему мог вбить в голову эту мысль?
— Он просто еще ребенок, — произнес Вобер.
— Я не совсем с вами согласен. Он сильно изменился, возмужал. Вот, почему это наваждение может стать опасным.
— Чего вы боитесь?
— Точно не знаю. Но я считаю, что за ним нужен настоящий надзор…
Когда он будет в состоянии выходить, не раздумывайте. Проконсультируйтесь с психиатром. Специалист наверняка найдет источник его психического расстройства… По-моему, когда-то ваш сын испытал сильный шок; без сомнения, он что-то увидел, от чего он упал в обморок… Все идет отсюда.
— Ну и ну, — проворчал Вобер. — Дурной глаз, это что-то новое… Нет, скажите лучше, доктор, что Реми меня просто не любит, что он меня никогда не любил, и он пользуется любой возможностью, чтобы отравить мне существование. Он знает, что в данный момент у меня масса затруднений, и вы видите, как на протяжении восьми дней он специально меня изводит… Как будто я могу согласиться на это абсурдное путешествие…
— Однако, возможно, это было бы лучшее решение. Извините за прямоту, но этот дом для него ничего не значит. С ним остается связано слишком много болезненных воспоминаний, которые, похоже, его мучают. Я почти убежден, что резкая и полная смена образа жизни избавит его от комплексов. Но это при условии, что кто-то будет его сопровождать… Послушайте, а его воспитательница, мадемуазель Луан, разве она не смогла бы?..
— Абсолютно исключено, — сухо оборвал Вобер.
Доктор открыл дверь прихожей.
— В любом случае, — продолжал он, — вам следует принять решение. Невозможно оставлять вашего сына в том состоянии, в котором он сейчас находится. И если он вас заставляет страдать, то, поверьте, он тоже страдает. У меня в самом деле такое впечатление, что перед нами классический случай. Еще пол-года назад я бы не был столь категоричен. Но излечение от паралича доказывает, что все его беды и даже его проблемы с памятью имеют психическое происхождение. Это очевидно! Следовательно, поскольку вы возражаете против того, чтобы он уехал, сделайте то, что я вам сказал. Несколько сеансов — и специалист заставит его признаться себе в том, что он сам от себя скрывает. Правда! Нет ничего лучше. Этот мальчик нуждается в правде.
Он вышел. Вобер медленно закрыл за ним дверь и вытер руки носовым платком. Правда! Легко сказать… Он прошел по коридору до своего кабинета, рассеянно посмотрел на книги, на заваленный папками рабочий стол. В его ушах до сих пор звучали слова врача. "Несколько сеансов — и специалист… " Несколько сеансов!… Столько времени бороться, чтобы дойти до этого. Он упал в кресло, оттолкнул от себя разноцветные папки. Раз больше нет никаких средств сопротивляться, для чего тогда работать? Смерть его брата ускорила катастрофу. А теперь Реми… Он открыл один из ящиков стола. Под стопкой писем, записных книжек, старых конвертов, которые он хранил из-за марок, его рука наткнулась на ручку револьвера. Возможно, он его хранил на крайний случай… Но нет, это последнее средство ему еще заказано. Если он умрет, мальчишка будет уверен, что обладает мистической силой, которая действует без осечек… И он не вылечится никогда.
Ладонями Вобер потер веки. Он больше не знал, что делать. Хотел ли он, чтобы Реми освободился от своих призраков? Но, если к Реми вернется память, тогда не останется другого решения, как револьвер… С каких бы сторон ситуацию не рассматривать, из нее не было выхода, и Реми был для него потерян.
В дверь постучали. Вобер задвинул ящик.
— Войдите!… Что вам нужно, Клементина? Я занят.
Она засеменила к столу, похожая на злую фею, готовую изречь судьбу человека. Подбородок ее шевелился, и она нервно сцепляла и расцепляла свои узловатые пальцы.