Дурнушка Хана
Шрифт:
***
Пока я ждала Эйрина, небо покрылось грозовыми тучами. Очень хорошо! Снега нам еще не хватало. С тех пор как мы пересекли горы, с каждым пройденным шагом становилось все холоднее и холоднее. В какой-то момент я даже подумала о том, что вероятно все-таки не очень люблю зиму.
Эйрин вышел из мастерской, где творил какие-то темные делишки. Наверное задумал государственный переворот. Зыркнул на меня, потом на небо, покачал головой, уселся на Лира и, не говоря ни слова, поехал вперед. Я погладила Большого по лобастой голове и последовала
Продолжая гладить Большого, я представиласебе, как заберусь под теплое одеяло, накроюсь им с головой и буду слушать как за окном завывает вьюга. А еще лучше - устроюсь перед камином с интересной книжкой в руках и буду читать. Это конечно если в Северной Заставе есть камин. Хотя... Даже будь он там вряд ли Эйрин разрешит мне читать весь вечер. Вздохнув я посмотрела на наверх – небо становилось все ниже и ниже, еще чуть чуть и я дотронусь макушкой до облаков. Опустив глаза я поежилась от холода и уставилась прямо перед собой, раздумывая о том, как дела у Сера. Интересно, он уже стал лучником или еще нет? Ветер становился все крепче, он поднимал с земли промерзшие песчинки и швырял их прямо в лицо. Я наклонилась как можно ниже к шее Лира и подняла ворот кафтана, стараясь хоть как-то защититься от холодног ветра. Спустя какое-то время мы въехали в степь. Эйрин повернулся ко мне и, стараясь перекрыть вой ветра, прокричал:
– Пригнись к Лиру еще ниже, надо успеть к Заставе до того, как начнется буря!
Холодный, пронизывающий ветер трепал его волосы. Я пригнулась к Большому, практически уткнувшись лицом в мягкую шерсть, и мы помчались. Ветер колол лицо, залезал под воротник, обжигал кожу.
О, все Боги этого мира, хоть бы снег пошел! Когда идет снег, всегда теплее. Высшие услышали мои молитвы и пошел снег, правда теплее мне от этого не стало. Белая пелена встала перед моими глазами и я потеряла ориентацию. Казалось,будто я скачу по бесконечно-белому туману. Голова закружилась, я уже с трудом понимала где небо, а где земля. А самое ужасное было то, что я потеряла из виду Эйрина. Кричать бесполезно – все равно не услышит. Вдруг я услышала тонкое «Мяяя».
Киш!
Я резко обернулась. Даже Большой с трудом бежит против ветра, а Киш еще совсем маленький! Вдруг его унесло ветром?
– Киш! Киш! – Белая пелена поглощала мой голос.
Я резко дернула Большого за шлейку, чтобы он повернул назад. Большой разворачиваться не пожелал. Ах, мерзкая кошка! Решил бросить малыша на погибель?
Я спрыгнула. Большой не заметив (а может и заметив, но не пожелав остановиться) моего маневра, практически сразу исчез за стеной снега. Я прикрыла рукой глаза и пошла вперед. Снег сыпал со всех сторон, словно Боги прокляли меня. Киша нигде не было видно.
Медленно бредя по этому белому миру, я кричала из всех сил. За какие-то полчаса снега навалило столько, что я уже с трудом переставляла ноги. Дыхание вырывалось клубочками пара, которые тут же уносил ветер, идти становилось все тяжелее. Ноги налились свинцом, руки потеряли чувствительность, глаза не видели ничего, кроме бесконечной белой пустоты, разум не понимал где я и что пытяюсь сделать. От холода я вся словно задеревенела и почему-то мне захотелось спать. С трудом подняв ногу я подскользнулась и упала на колени.
***
Я оглянулся и увидел, что Большой потерял наездника. Буря начала утихать, снег продолжал идти, но ветер практически прекратился. Темные побери этого мальчишку! Видимо сам спрыгнул, Лиры не сбрасывают наездников. Я развернул своего Лира обратно. А ведь мы почти добрались до Заставы!
Все вокруг было усыпано снегом, лапы Лира глубоко проваливались. Маленький Лир, который прицепился к моему, как только началась буря, начал отставать. Я смотрел по сторонам, пытаясь найти мальчишку. Его нигде не было.
Наверное засыпало снегом по самую макушку. Я начал злиться. Сколько еще глупостей этот ученик сделает прежде, чем поумнеет? Или он помрет раньше? Как бы там ни было, а его надо найти.
Я повернулся к зверенышу.
– Ищи! – Не знаю, понял ли он меня.
Маленький с трудом доставал лапы из снега, от усталости голова его качалась из стороны в сторону, но он упрамо шагал следом за мной, почти не отставая от своих старших родичей. Поиск продлился почти до самого заката. Мальчишку я нашел случайно – на него наступил Большой. Точнее, на его голову.
Я спрыгнул с Лира и начал разгребать снег. Внутренний голос настойчиво требовал бросить пацана здесь. До лета хотя бы. Пусть подумает над своим поведением.
Видят Светлые, когда я наконец откопал ученика, желание закопать его обратно почти одержало верх над разумом. Мальчишка стоял на коленях, что видимо и спасло его. Ляг он на снег, до оттепели его бы точно не нашли. Волосы и ресницы его были покрыты льдом, лицо бледное до голубизны, дыхание слабое. Я достал флягу, нажал мальчишке на челюсть, заставляя открыть рот, и влил немного жидкости. Этого должно хватить.
Прицепив флягу к поясу, я поднял Хану на руки и закинул его на спину Большого, который слегка расправил крылья, поддерживая бесчувственное тело. Посмотрев на прояснившееся небо, я облегченно вздохнул – буря закончилась. Над нами нависло ночное небо, усыпанное звездами. Снег поскрипывал под лапами Лиров, стало подмораживать. Лиры шли настолько быстро, насколько это было возможно. Когда до Северной Заставы осталось совсем немного, Хана открыл глаза. Видимо эликсир который я влил в него, наконец-то подействовал. Лицо ученика приобрело более-менее здоровый цвет. Пристально посмотрев ему в глаза, я сделал глубокий вдох и отвернулся.Сейчас ему и так плохо, потом отчитаю за неразумное поведение. Когда он все-таки начнет думать?
В полной тишине мы подъехали к Заставе. Я ударил в ворота, которые тут же открылись – нас уже ждали. Лир остановился перед ступенями, ведущими в крепость, я спрыгнул, снял Хану с Большого и потащил внутрь.
У первого попавшегося мне на глаза воина я спросил, где можно переодеть мальчика. Тот указал на ближайшую дверь. Я затащил туда своего непутевого ученика и осмотрелся. Это была, по всей видимости, душевая для слуг. На полу стояли тазы и скамейки, часть комнаты была отгорожена занавеской. Я бросил сумку с сухой одеждой на скамейку и строго посмотрел на Хану, который едва держался на ногах.