Дурные намерения
Шрифт:
– Валентина, я хотела извиниться, – начинает девушка. – За грубость…
– Не надо, – останавливает её мачеха. – Я же вижу. У тебя всё, в прямом смысле, на лице написано.
– Спасибо, – Аня пододвигается поближе, заложив левую ногу под правую и облокотившись на спинку дивана. – Спасибо за комнату.
– Пожалуйста, – мачеха улыбается ей.
Женщина красивая и худенькая, несмотря на то, что ей уже под полтинник. Аня не помнит точного возраста мачехи и когда у неё день рождения. Про себя она называет Валентину «Снежной Королевой». У неё молочно-белая кожа, она натуральная блондинка и у неё серо-голубые глаза. Лицо правильное и аккуратное.
Аня втайне завидует внешности мачехи. Сама она смуглая, темноглазая и темноволосая, лицо у неё скуластей, а губы и нос пухлее. В ней нет такой аристократичной холодности, как у её мачехи.
– Ты хочешь кушать? – спросила Валентина.
– Не знаю, – ответила Аня. – Наверное, пока нет.
Аня чувствует, что теперь она хочет поговорить, но не знает, с чего начать.
– Что за вышивка? – спрашивает она.
– Это рыбак, – отвечает Валентина, не отрываясь от процесса. – Двойная вышивка. Смотри: с лицевой стороны лицо у рыбака доброе, и он, как будто, сложил руки в молитве, а с другой стороны рыбак больше на дьявола похож.
– Ух ты! – восторгается Аня. – Никогда бы не подумала, что можно вышивать так, чтобы на изнанке был рисунок. Дуальности человеческой природы? Добро и зло живёт в каждом?
– Да, – кивает Валентина. – Но не совсем так. Добро, как и зло, понятия условные. И добрыми намерениями вымощена дорога в ад, а зло может препятствовать большему злу. Если говорить конкретней: в каждом человеке есть свои сильные и слабые стороны. Вот это и есть настоящее добро и зло.
– Когда слабости перевешивают, с человеком становится сложнее совладать, – соглашается Аня. – Это даже не эгоизм, он становится рабом своих желаний. Он хочет ещё, ему надо больше, не смотря ни на что.
– Что ты ему сказала? – спрашивает мачеха.
Аня сначала не понимает, что женщина имеет в виду, но через секунду до неё доходит.
– Он собрался в очередной раз пойти с друзьями в бар. Караоке, выпивка, травка. Я хотела провести вечер вместе. Не сдержалась и сказала ему, что он как бездомная дворняжка: куда его пинают, туда он и бежит.
Валентина улыбается и смотрит на падчерицу, но ничего не говорит и возвращается к вышивке. Аня продолжает:
– Он разозлился и набросился на меня с кулаками. Ударил в глаз и по губе. Потом прошло помешательство, он смотрит на меня глазами кавайной девочки и говорит: «Ой, милая, прости. Тебе больно?»
Валентина отодвигает вышивальный станок от себя и поворачивается к Ане, копируя её позу.
– Но я не упала, не расплакалась и не дала себя в обиду, – продолжает Анна. – Я ему ногтями разорвала кожу на щеке. А потом сломала ему нос. На этом его поход в бар и закончился. И начался мой поход домой. Вот, собственно, и всё.
– Помнишь, когда тебе было шестнадцать лет, какой-то мальчишка к тебе начал приставать, и ты его отправила в травмпункт? – Валентина испытывает непонятную гордость за падчерицу.
– Он хотел меня изнасиловать, – кивает Анна. – За что и получил деревяшкой по морде, а потом ещё и ногой.
– Ты всегда была боевой девчонкой. Не давала себя обидеть. Но мне, всё же, интересно, что ты собираешься делать дальше?
– Подам на развод.
Валентина кивает, принимая ответ, но сомневается:
– Это окончательное решение? Я спрашиваю лишь потому, что сплошь и рядом возникают случаи, когда проходит несколько дней после побоев, и женщина начинает прощать мужчину, жалеть его и даже заступаться за него.
Анна хочет возразить, но мачеха поднимает палец, останавливая её:
– Я знаю, что ты хочешь мне ответить, но напомню тебе одну истину: если мужчина поднял один раз руку на свою женщину, то он продолжит делать это снова и снова. Потому что он чувствует свою безнаказанность и женскую безответность.
– Это не мой случай. Думаю, Яшик сейчас тоже в травме. И, уверена, он сейчас плачет.
– Тогда нам завтра тоже надо будет съездить в травму и снять побои, если вдруг твой Яшик решит написать заявление на избившую его жену. Господи, ещё лет двадцать назад это было бы немыслимо.
Валентина качает головой.
– Когда я жила и работала в Южной Америке, мы изучали ныне вымершее племя индейцев Тототеки. Мужчины этого племени жестоко поступали с женщинами, которые им изменяли. Они разрезали им лицо от уха до уха. Сейчас это называют улыбкой Челси или улыбкой Глазго, когда разрезают рот. Но у индейцев эта процедура имела другое значение. Женщины с таким лицом никому не могли понравиться. Могли им разрезать и нос вдоль, делая его похожим на вагину, чтобы соплеменники видели, какой орган навлёк на женщину беду.
Но вот что интересно: любовника этой женщины не наказывали никак. А ведь он тоже был чей-то муж. В этом племени считалось табу не иметь семью и, так называемых бардашей – это мужчины, которые делают женскую работу или наоборот, среди этого племени не было.
Понимаешь, что я хочу сказать? Когда женщина не права – её наказывают; когда не прав мужчина – его прощают. Побои нельзя прощать. Я никогда не была борцом за права женщин, униженных или обездоленных, но считаю, что надо уметь постоять за себя.
– А мой отец?
– А что твой отец? Он тебя когда-нибудь обижал?
Анна качает головой.
– Вот и у меня с ним никогда проблем не было. Твой отец – настоящий мужчина. Не без греха, конечно, но кто из нас безгрешен?
– Философский вопрос.
– Возвращаясь к началу нашего разговора: нельзя поощрять человеческие слабости. Можно их направлять в нужное для тебя русло. Я не знаю, как ты относишься к своему мужу сейчас, но могу предположить, что ты его любила, иначе не вышла бы за него замуж. Ибо я не вижу других причин, ради чего стоило терять голову. Так вот: ты можешь мне возразить, но сейчас твой муж это твоя слабость. Слабость, которой вымощена дорога в ад. И этот ад – это продолжение твоей семейной жизни с этим молодым человеком. Хочешь защититься от его притязаний – дерзай. Хочешь отомстить – мсти. Хочешь уйти – уходи. Но ни в коем случае не позволяй поступать с тобой так, как ты этого не заслужила.