Дурочка
Шрифт:
Наконец, насладившись вдоволь, он поднял глаза. Они обернутые страстью, темные от зелени, его лицо пылает вожделением, словно пьяное. Он максимально открыт в своем вожделении.
Я ударила его. Вышла звучная пощечина. И это приводит к ожидаемому результату. Страсть замутняется злостью.
– Если не хочешь обвинения, при всех шишках города, отойди от меня, – все это требует большой силы воли, я делаю шаг назад.
Он тут же оказывается рядом и руки больно сжимают мою талию, агрессивно притягивают к себе. Теперь, я тоже разозлилась, предельно отодвигаясь, уперлась руками в его скользкую рубашку. Шиплю как разъяренная кошка. Вспоминанию, что обычно говорит мама отцу, когда они ссорятся.
– Ты старый козел! Понимаешь, что я слишком молода для тебя. Отпусти. Сейчас же. Меня сейчас стошнит. У меня жених есть. Или сделки с отцом не будет!
Все это я выплевываю на одном дыхании, на весь парк. На визге. Все, что вспомнилось.
Резко Артем отпускает меня и смотрит несколько секунд уничижительно, гневно, а потом язвительно усмехается.
– Ты не стоишь, таких усилий, малышка.
И это оскорбление, как ответная пощечина. Выходит, далась бы я, меня трахнули, как бонус к сделке и прощай. Краска заливает все мое тело, щеки становятся пунцовыми. Ой, дура, я дура! Я всего лишь развлечение для этого, этого гуляки. Очередная дырка. Дышу не ровно, ощущаю, как ничтожна перед ним, перед всем, что произошло.
– Передай отцу, если он не проведет транш до полудня завтрашнего дня, пусть ищет другое предложение. У меня уже есть покупатель.
Его взгляд на миг уставился на окна здания, где проходит бал. И становиться понятно, кто этот покупатель. Покупая столько недвижимости за раз, покупатель приобретет не только активы, но и влияние на торговую политику в городе. Ведь именно он будет определять, что сдавать в аренду и кому. Вопрос имидживый, большинство помещений расположены в центральной старой части города. Потянуть такую покупку может только Танталов.
– Урод, – мне хочется уйти, но в этой части лабиринта Артема сложно обойти.
Он ехидно улыбается, поправляет костюм и бабочку, которую я успела сбить, отвечая на поцелуи.
– Это бизнес. А ты шлюшка, как и твоя мамочка.
Я и сама не поняла, как врезала ему вторую пощечину. В этот раз получилось очень легко. На языке столько всего, с трудом сдерживаю себя. Сделка еще в силе. Еще есть. Нельзя подводить папу. Значит, нужно обойти препятствие, нужно уходить. Дальше будет хуже. Он уже в лице переменился, так и до неистовства рукой подать.
– Прежде чем оскорблять мою маму, на свою посмотри, – огрызаюсь я, чувствуя, как внутри становиться больно. Сладость, сменилась гадостью. На душе погано. Я ничего не знаю о его матери. И ненавижу такие вещи. Я не понимаю, почему так все происходит. Только что все было так хорошо, а теперь из рук вон плохо. – Если помнишь, старик, – выделяю это слово, будто презираю его. Это совсем не я, но тем не менее говорю. Слова во рту, как грязь. – Это ты у меня отсосал, а не я у тебя. Прошлой ночью. И коль радикулит не заработал, пошел вон! Говна кусок.
Если он сейчас метнется ко мне, я смогу проскользнуть мимо? Очень надеюсь на это.
Вместо этого Артем запрокидывает голову вверх. Над нами ночное небо усыпанное звездами. Чистое, настолько, что виден Орион. Качает головой, о чем-то самому себе, и разводит в стороны руки. Мол, топай, тебя никто не держит.
С некоторой опаской, я делаю осторожные медленные шаги, обхожу его. Чувствую, как сердце не снижает бешеный стук. Шагаю. В последний момент, его руки хватают меня, без труда поднимают и прижимают к себе. Возвращают меня на место, попой на бедра Артема. Я чувствую через ткань его сумасшедший стояк на своих ягодицах. Горячий. Обжигающий на столько, что непроизвольно теку. От страха, от адреналина, от унижения, от желания.
Он кусает мочку моего уха, дергает так остро, что желание пронзает меня с головы до пят. Тело сводит судорогой. У меня выступают слезы от бессилия.
– Земля круглая, малыш. Если прижмет, приползай, обсудим твою капитуляцию. Прежде чем, врать мужчине, что ты его не хочешь, научить вообще врать!
Я, ненавижу его, чувствую, как разум застилается разъяренностью. Пытаюсь вырваться из рук мерзавца. Он не отпускает и властно потирается о мои ягодицы и бедра, как похотливый самец. А затем, грубо развернув к себе лицом, лезет в карман и засовывает мне за шиворот свой белоснежный носовой платок.
– Смени подгузник. Всем всё видно, – сообщает он с иронией, круто отпускает, так что я чуть не падаю.
Он прав, ткань промокла. За какие-то несколько минут, я возбудилась настолько, что не отдавала себе отчета, мое белье мокрое. А чертово платье прозрачное насквозь. При желании каждый может рассмотреть сырое пятно между ног. Разворачиваюсь, как можно быстрее шагаю от него. В душе клокочет ненависть.
– В следующий раз выбирай платье обдуманнее, – слышится насмешливый тон в его голосе, в то время как мои слезы неудержимо срываются с щек.
Меня трясет и лихорадит настолько, что сев в машину, пытаюсь немного отдышаться и осмыслить. Я исполнила мамину просьбу или навредила отцу? Зачем вообще, она его пригласила. А я? Зачем пришла? Потому что не могла не прийти. Весь бомонд пришел, а значит товар лицом. Мы образцовая семья, скоро станем такими же сливками общества, как и они.
Я еще несколько раз безуспешно набрала номера родителей, а затем, заведя машину, поехала к ним. Не могли они просто так пропустить подобное мероприятие. Оставалось только догадываться, что именно у них случилось.
Глава 4
Слишком тихо для дома родителей. Я бываю здесь почти каждый день, хорошо знаю, как мама любит заполнять пространство музыкой, льющейся водой, включенными в нескольких комнатах телевизорами. К этому примешиваются ароматы духов, запахи цветущих растений, ароматизаторов, которые она расставляет повсюду. Сегодня запахи почти отсутствуют, а звуков вообще нет. Кто-то на втором этаже что-то двигает, роняет, шуршит.
Дом большой, трехуровневый, плюс подвал с гаражом на шесть машин. Первый этаж общие помещения, типа зала, холла, столовой. Второй этаж личные, папин кабинет, библиотека. Третий, гостевые комнаты, игровая, бильярдная и сауна.