Душа архонта
Шрифт:
– Не ешь все сразу, подольше растяни. Воды не могу дать, я свою фляжку куда-то задевал. Все равно скоро дождь пойдет. Здесь льет каждый день.
Сообщив эту новость, которая, по его мнению, должна была подбодрить и обрадовать пленницу ямы, мужчина ушел.
– Я приду завтра, – донеслось издалека.
Дождь снова начал свою унылую морось. Пища на время подкрепила силы странницы, но ее одежда промокла до последней нитки. Стараясь хоть немного согреться, девушка мерила шагами пространство своей тюрьмы: два очень коротких шага в длину, два в ширину. Туда и обратно. Еще и еще. Противная дрожь, сотрясающая тело,
Время тянулось бесконечно. Страдания других узников ям могли бы скрасить счастливые воспоминания о воле, но странница с Проклятой дороги не могла на них рассчитывать. Ее прошлое умерло, не оставив даже мелких осколков былых радостей, а будущего у существа, похороненного заживо, и не могло быть.
Морею окутала промозглая ночь. Выбившись из сил, девушка скорчилась в середине ямы и погрузилась в тоскливое ожидание. Чего она ждала? Утра? Или мужчину с хриплым голосом? Видений и снов больше не было, а рассвет оставлял надежду лишь на относительное тепло. Но и следующий день был так же пуст и безрадостен. До девушки дошел весь ужас ее положения – она поняла, что таких дней будет много. Одинаково мучительных, наполненных холодом, голодом, отчаянием, болью в изуродованной плетьми спине. До ямы не доносился шум города, только изредка слышался скрип колес проезжающих по дороге телег.
Девушка то садилась посередине своей тюрьмы и начинала медленно раскачиваться из стороны в сторону, сжав голову руками, то снова вскакивала и металась. Даже лечь невозможно! «Я приду завтра». Она прождала незнакомца весь день, но наступил вечер, а его все не было. В яме стемнело до черноты. Снова ночь. Странница перестала надеяться.
– Посторонись, а то обожгу так, что мало не покажется. Ну, же!
На фоне решетки едва заметно маячил знакомый силуэт. Ей принесли еду? Нет, не похоже. Мужчина расшатывал прутья, проверяя, где самое слабое место. Вниз летели струпья ржавчины и мусор. Затем незнакомец вылил на решетку какую-то жидкость. Вниз закапало. Жгучий состав, попав на плечо девушки, прожег лохмотья насквозь. Беззвучно охнув от боли, она метнулась в сторону и замерла у стены, стараясь вжаться в землю как можно глубже.
– Ну, вот. А говорили, что ты безумная. Только старого Гарта не провести, он на своем веку всяких повидал, и одержимых, и сумасшедших, а чаще всего – дураков и дур. Их в мире – каждый второй.
«Старый Гарт» говорил тихо, осторожность не была излишней, хотя он все рассчитал для успешного побега: караульный на стене в эту ночь заступил на пост мертвецки пьяным, решетка, разъеденная кислотой, податливо гнулась под его сильными руками и рядом ждала лошадь, запряженная в повозку без верха. А то, что яма оказалась крайней в ряду – так это девчонке крупно повезло.
– Мать ихнюю! Я бы вытащил так, но вмурована. Сейчас… Ничего, пролезешь.
Используя ветошь, чтобы не пораниться, мужчина выломал два железных прута и сбросил вниз веревку.
– Давай скорей!
Повторять дважды не пришлось. Упираясь ногами в стены, девушка хотела выбраться сама, но тот, кто тянул с противоположного конца, отличался настолько недюжинной физической силой, что подтянул ее рывками, вертикально, как обычный груз. Следуя заранее разработанному плану, мужчина сбросил
Девушка стояла рядом и не сводила с него глаз: крепкое телосложение, маленький рост, характерно-грубые черты лица и морщинистая кожа, напоминающая кору дерева, – все говорило о том, что ее спаситель – не человек.
– Я не здешний, я из Галаада. Что, дварфа первый раз в жизни увидела? Нечего на меня глазеть. Давай на козлы, но только молча – мимо главных ворот поедем. Они закрыты сейчас, но мало ли! Тьфу, ты же и так немая! Цык-цык, – галаадец пощелкал языком, понукая лошадь.
Повозка, покачиваясь и поскрипывая, медленно тащилась по дороге. Сидя рядом с дварфом, странница озиралась по сторонам. Несмотря на темень, пейзажи были подозрительно знакомы.
– Дурное это место, сам знаю. «Проклятой дорогой» кличут или «Архонтской тропой». Но и преследовать сюда не сунутся, ночью – тем более. Сдается мне, пропажу не скоро обнаружат. Может – к зиме, а то и позже. И молчать будут, как демоны на сковородке у Создателя. Чтобы из столицы местное начальство не прихлопнуло.
Правя послушной лошадью, дварф то и дело поглядывал на свою спутницу.
– Вид у тебя необычный. Сразу видно – не из этих мест. Так выглядят северные эймарцы, признаться, мне твое лицо даже знакомым показалось. Я жил в настоящей столице, что Архоной зовется. Красивый город, старый. Эх, вернуть бы те времена… А с чего ты удумала архонтский символ на доске объявлений рисовать? Что сказать этим хотела? Что архонты еще существуют? Это и так всем известно, иначе никто бы не испугался. Помнят о них, и я тоже помню. Плохого о воинах-магах сказать не могу, жаль, что их мало осталось… Был я в тот день на площади, своими глазами тебя видел. Помог бы сбежать, но ты и не пыталась. Эх! Учудить такое в Готе! Худшего места и придумать нельзя!
Странница слушала монолог дварфа молча, но ее спаситель и без наводящих вопросов объяснял мотивы своего поступка. Похмыкав и покашляв, он продолжил:
– Хотя, как сказать. Гнилой город, но разрисуй ты доски в Аверне или, скажем, в Велеграде – убили бы без суда и следствия. Сразу под белые рученьки – и прямиком на шибеницу, минуя крепости и суровых начальников. Вот только зачем было так рисковать, я тебя спрашиваю? Днем, при народе? Жизнь не мила или принципы серьезные? Вот если бы ночью, да на здании Городского Совета. Нет, ты меня не слушай. Я, понимаешь ли, сам под знаменами последней королевы Эймара воевал, даже ранен был. Проиграли мы, вот я и помалкиваю. «А отчего брюхо располосовано?» – спрашивают. «На вилы напоролся», – отвечаю. Гляди!
Мужчина задрал куртку и показал широкий рубец на животе, заживший неровными, бугристыми краями.
«Он воевал за мой символ, поэтому помогает!» – поняла странница и дотронулась до шрама. Но дварф оттолкнул ее руку, некстати вспомнив, как однажды ночью на улице Готы его лба коснулось мягкое крыло летучей мыши – существа безобидного, но непопулярного за связь с потусторонним миром, пусть и вымышленную. Ощущение от прикосновения девушки было похожим. Мужчина потер старую рану и вернул одежду на прежнее место.