Душа на осколки
Шрифт:
– Отойди, Аргамон, иначе… – сказать, что будет иначе, Ринар просто не успел. Аргамон отступил.
Ринар преодолел расстояние, разделяющее его кабинет и комнату девушки в считанные секунды. Прерывистый стук, и он нетерпеливо дернул ручку, врываясь в ее мир.
Он никогда раньше не заходил в эту комнату. Никогда подумать не мог, что ворвется в девичье царство вот так просто – без стука, обуреваемый миллионом мыслей и чувств.
Времени окидывать взглядом комнату, оценивать, много ли своего Альма привнесла со времен появления здесь, не было.
Альма
– Альма, – он окликнул ее настолько тихо и ласково, насколько был способен. Не хотел испугать, чувствовал вину и, что самое странное, боялся…
Она, несомненно, услышала обращение. Услышала, и еще несколько долгих секунд рыдания продолжали сотрясать хрупкое тело, но стоило информации дойти до ума, Альма застыла.
Меньше всего она хотела сейчас видеть его. Видеть его, а еще, чтоб он видел ее унижение. Ведь слезы – это унизительно. Плакать от чувств – высшая степень глупости. И как ни странно, именно это заставило поток слез прекратиться.
– Альма, посмотри на меня, – на ее плечо легла рука, а голос Ринара звучал так ласково, что невольно захотелось действительно посмотреть, а потом разрыдаться уже у него на руках. Но и это было бы глупо.
Сбросив со своего плеча руку мужчины, Альма села на кровати. Села так, чтоб ее припухшее, мокрое от слез лицо не было видно виновнику. Рвано выдохнула, пытаясь справиться со слезами, застрявшими где-то в горле, а потом прошлась ладошками по щекам, вытирая остатки доказательства своей слабости.
Ринар следил за всеми манипуляциями молча. Она снова его удивляла. Увидев ее в комнате рыдающей, он приготовился долго утешать, но в утешениях она, кажется, не нуждалась. Слишком сильная и гордая, чтобы демонстрировать свою слабость другим.
– Альма, – он опустился на кровать за спиной девушки. Разговаривать с ее затылком было немного не тем, на что он надеялся, но требовать от нее большего внимания, мужчина не мог. – То, что произошло, ты не виновата, это просто…
– Что во мне не так, мой лорд? – она обернулась сама. Обернулась, демонстрируя совершенно сухое уже лицо, но боль, плещущаяся на дне зеленых глаз, осталась.
– Ты не виновата, Альма, это я…
– Что? – впервые она позволила себе перебить его. И стыдно за такое свое поведение не было. – Я люблю вас, милорд. Вы в этом виноваты? – зато в душе проснулся гнев.
Сейчас его попытки взять вину на себя казались глупейшими, сквозящими жалостью, в которой девушка не нуждалась. Он-то как раз не виноват. Не виноват в том, что не стал притворяться только ради того, чтоб не обидеть ее чувства. Во всем виновата она. И ненавидела сейчас она тоже только себя.
– Это пройдет, тебе только кажется. Это скоро пройдет.
– Вы так уверены? Вы так уверены, что пройдет? – по щеке снова покатилась слеза, Ринар инстинктивно потянулся, собираясь стереть ее, но Альма его опередила, зло смахивая свидетельство собственной слабости.
– Ты не можешь меня любить, Альма, – он поймал ее холодные пальцы, сжал в своих руках. – Ты совсем еще молода, ты встретишь сотню достойных парней и мужчин. Ты обязательно полюбишь одного из них, и тогда ты искренне посмеешься над тем, как убивалась когда-то!
– Нет! – Альма выдернула руку, резко мотнув головой. Неужели он думает, что его дежурные фразы, беспочвенные предсказания возымеют действие? – Вы ничего не знаете обо мне! Откуда вы можете знать, что ждет меня дальше? Вы не бог и не дьявол, не демон и не ангел, видеть будущее вам не дано!
Что бы ни говорил Аргамон, как бы ни считала сама Альма, наука усача давалась подчас нелегко, но въедалась в разум очень крепко. Каким бы сильным ни был маг, будь-то лорд или человек, над временем не властен ни один живущий на земле. В их мире нет предсказателей и даже самые заядлые мечтатели не смеют надеяться на путешествия во времени или на остановку этого самого времени. А эти его прогнозы… От них не легче.
– Я долго живу на земле, дольше тебя больше чем на сотню лет. Думаешь, я не влюблялся в юности? Думаешь, не влюблялись в меня? Из этих чувств никогда не выходит ничего хорошего. Они умирают так же резко, как загораются. Ты разочаруешься во мне, Альма. Рано или поздно разочаруешься.
– Нет! – сегодня ей хотелось протестовать против его слов с упрямством барана.
– Да, Альма!
– Что во мне не так? – она смотрела прямо в глаза мужчины, и во взгляде читалась мольба ответить на вопрос. Объяснить, почему нет. Ринар знал, это нужно ей не для смирения, нет. Она будет ненавидеть в себе это «не так», а потом победит любой изъян, и вернется к нему с тем же вопросом. Но этого не хотел уже он. Его судьба давно решена. Им же. Он жил ожиданием возвращения в своей жизни единственной, которую считал любимой, и жертвовать ею не собирался.
– Проблема во мне, Альма. Я не тот, кто тебе нужен.
– Но почему? – Альма прекрасно понимала, что выглядит сейчас как глупый ребенок, требующий ответов на вопросы, на которые люди не отвечают, но не могла поделать с собой ровным счетом ничего.
– Тебе семнадцать, глупенькая! Семнадцать! А я прожил жизнь! Я не романтический принц, гелин! Я не смогу любить тебя так, как хочется тебе! – про себя Ринар добавил, что не сможет любить кого-то вообще. Кого-то другого, кроме… Моргнув, он вернулся в реальность.
Альма застыла, переваривая его слова. В этом проблема. В том, что такой как он не сможет полюбить семнадцатилетнюю дурочку, какой является она. Слишком глупую, не больно красивую, неудачливую, не блещущую в учебе дурочку.
– Альма, – лишь бросив сгоряча последние слова, Ринар понял, что сделал это зря. Он не хотел оскорблять ее, а девушка явно расценила его ответ неправильно.
– Простите, – она соскочила с кровати, метнулась к окну. Снова смотреть на него было стыдно. – Простите, я больше… Вы не услышите от меня ни слова о том, что случилось.