Душа в рассрочку
Шрифт:
– А что мне оставалось делать, – поникшим голосом прошептала она. – Лучше пусть один человек погибнет, чем потом многие…
– Ну, спасибо тебе, родная! Успокоила ты меня перед смертью. Ну-ка, девочка, выкладывай мне все, иначе я тебя сам сейчас разорву! – грозно прорычал он, приблизив к ней лицо и тряхнув руками за плечи.
– Пусти, ненормальный! – взвизгнула она, оттолкнув его руки. – Давай мы ещё с тобой поругаемся, и Закревский просто описается от радости. Теперь я понимаю, зачем он нас вместе посадил – ты должен стать моей первой сознательной жертвой. Ну, ублюдок, все просчитал! – Она не могла успокоить своё хриплое дыхание и судорожно
Егор ошеломлённо молчал. В темноте её слова звучали особенно зловеще, и перед ним вдруг встала её звериная маска, которую он видел в квартире. Он представил, что это та, дикая и кровожадная фурия сидит во тьме и разговаривает с ним, протягивая к нему окровавленные когти и скаля острые зубы с застрявшими между ними кусками человеческого мяса. Он попятился и, наткнувшись на стулья, упал на них, выставив перед собой руки для защиты на случай нападения. Сердце его выскакивало из груди, и его всего трясло, как от холода.
– Н-не подходи ко мне, – с трудом вымолвил он, стуча зубами – Говори, чтобы я знал, где ты находишься.
– Пока я в своём уме, я ничего тебе не сделаю, – с тоской проговорила Светлана. – Но, боюсь, это уже ненадолго. Сколько сейчас времени?
– Понятия не имею, у меня нет часов, – он стал успокаиваться, слыша её нормальный голос. – А зачем тебе?
– Точно не знаю, но, может быть, это произойдёт в полночь.
– Не может быть, а точно. Мне Семён Карлович сказал. Он, кстати, так толком и не объяснил, почему они так спешат. Ты, случайно, не знаешь?
– Ох, Егор, не заставляй меня страдать – простонала она. – Ну не могу я тебе ничего рассказывать, как ты не поймёшь! Поздно уже, все рухнуло и прахом пошло, а если расскажу, будет ещё хуже!
Ты не тешь себя надеждой, что сила в знании. Нет, иногда как раз лучше наоборот, когда ничего не знаешь или не видишь. Тогда ты не боишься. Представь, что ты идёшь по бордюру тротуара, идёшь спокойно, не волнуясь, что упадёшь, и не падаешь. А скажи тебе, что на самом деле этот бордюр находится на стометровой высоте от земли, – и все, ты обязательно свалишься и разобьёшься. Если бы ты знал, что он так высоко, то и не полез бы никогда, понимаешь? Так и я не стала тебе ничего рассказывать…
– А почему Закревский со мной в темноте разговаривал?
– Этого я не знаю. Я его сама никогда не видела и не слышала. Но не исключено, что по той же самой причине – не хотел, чтобы ты сильно испугался и что-нибудь не испортил.
– Точно, вспомнил! Он сам говорил, что не хочет, чтобы я умирал прежде, чем отдам ему твою душу. Он что, действительно такой страшный?
– Не доставай меня, богом заклинаю! – взмолилась, чуть не плача, Светлана. – Давай о чем-нибудь другом поговорим или… хочешь любовью заняться?
– Издеваешься?
– А что такого? Все равно никто не видит. Кстати, в тот раз мне очень понравилось.
– Ты не первая и, надеюсь, не последняя такая, – усмехнулся Егор. – Но сейчас мне не до любви. Расскажи мне лучше о графине Раевской.
– А откуда ты о ней знаешь?
– Пока я бегал от этих бандитов, многое пришлось узнать. Я, кстати, и в этой комнате уже не в первый раз.
– Не верю!
– Ха! Вот те крест! – он перекрестился в темноте.
– Хотя да, у меня тоже какое-то смутное ощущение, что я здесь уже когда-то была, а ведь точно знаю, что нахожусь тут впервые.
– Это твоя душа со мной тут была! – радостно догадался Егор. – Она и запомнила. И вот ещё что: нужно глянуть под тахтой, может, там выход есть. В тот раз я, кажется, её не отодвигал, когда люк искал.
– Тебя тогда тоже замуровывали? – ужаснулась она.
– Долго рассказывать, вставай.
Он включил фонарик и сдвинул с места тяжёлую тахту. Сердце его радостно ёкнуло, когда тонкий лучик высветил на полу очертания квадратного люка в линолеуме. Как же он тогда не догадался, идиот?
– Подержи фонарь, – он отдал ей фонарик, опустился на корточки и стал ощупывать ровные прорези, пытаясь подцепить края пальцами, потому что ни ручек, ни скоб там не было. Потом метнулся к груде стульев и нашёл обломок ножки с острым концом. Ему удалось приподнять один край, и через минуту вся крышка люка лежала на полу, а дыра зияла темнотой и из неё противно тянуло сыростью и плесенью. Светлана посветила туда, и они увидели прогнившую деревянную лестницу, уходящую вертикально вниз, в густой мрак, который не мог пробить слабый лучик маленького фонарика.
– Ну, кто первый полезет? – торжествующе спросил он.
– Куда? – опешила она. – В эту ужасную дыру? Благодарю, но я уж лучше здесь побуду.
– А вот этого, девочка, ты не дождёшься, – вкрадчиво улыбнулся он. – Ты заинтриговала меня своими тайнами, и мне ох как хочется их узнать, причём в здравом уме и при жизни. Так что я вытащу тебя отсюда не ради тебя, а ради собственного любопытства, просекаешь, дорогая? Выбирай, как предпочтёшь спускаться: в сознании или без? И долго ждать я не намерен.
Светлана молча пялила на него полные ужаса глаза. Фонарик дрожал в её руке, и луч прыгал по комнате, создавая жуткие пляшущие тени-чудовища. Казалось, ещё немного, и она упадёт без чувств прямо в люк и ему не придётся тащить её туда на себе. Он ждал, но она так и не свалилась, обманув его тайные надежды, а тихо прошептала:
– Мне кажется, я знаю, куда ведёт этот ход, но не помню… Это как «дежа вю», когда…
– Знаю, знаю, – оборвал он её. – Я полезу первый, а ты за мной. По дороге все расскажешь.
– Там что-то очень страшное, Егор. Умоляю тебя, не делай этого… – Но её слабые попытки вразумить ошалевшего от радости парня были тщетны – он уже наполовину скрылся под полом и выжидающе смотрел на неё, протянув ей обе руки навстречу. И она повиновалась, ощущая, как сжимается от страха сердце, терзаемое недобрым предчувствием.
Привязав к поясу её платья фонарик, чтобы он освещал путь сверху и не мешал передвигаться, Егор смело полез в неизвестность, которая так пугала совсем недавно. Теперь она притягивала его, как мальчишку, мечтающего о романтических и опасных приключениях. Светлана, дрожа от страха и отвращения к сырости и вони, молча следовала за ним, осторожно наступая на ненадёжные, прогнившие ступеньки своими шикарными туфлями на высоких каблуках. Егор не смотрел вниз, там все равно ничего не было видно, лишь нащупывал ногами очередную опору. Наконец, спустившись метра на три, он ступил на что-то твёрдое, похожее на пол. Подождав подругу по несчастью, он отвязал фонарь и посветил вокруг. Каменный свод высотой в человеческий рост уползал, пугая паутиной и запахом гнили, куда-то вбок и вниз.