Два брата (др. ред.)
Шрифт:
Прощаясь с Алексеем, Кикин шепнул ему:
— Как будешь в Вене и отец пришлет послов уговаривать, чтобы вернулся, не езди! Он тебе голову отсечет!
Письмо царевича приказывало камердинеру Ивану Афанасьеву Большому выехать немедленно и нагонять Алексея в Данциге. Афанасьев предъявил письмо Меншикову, тот снабдил старика паспортом и подорожной. Но у царевича не хватило мужества дожидаться своего слугу две-три недели. Алексею все казалось, что царь уже знает о его отъезде из России; он со страхом ждал, что вот-вот перехватят его посланные отца. Прожив в Данциге недолго, Алексей
Присутствие Егора Маркова страшно стесняло царевича и нарушало его планы. Маршрут, избранный Алексеем для путешествия в Копенгаген, мог показаться царскому механику странным. Но избавиться от Маркова слишком быстро тоже не входило в расчеты беглеца: Егор вернется на русскую границу и там поднимет тревогу. Надо было обмануть «соглядатая».
Отъехав станции две от Данцига, царевич вызвал Егора в номер гостиницы и, пряча от него глаза, объявил, что теперь они будут держать направление на Франкфурт-на-Одере.
— Там живет славный германский медикус, с коим хочу посоветоваться о своем здоровье.
Удивленный Егор ответил:
— Ваша воля выбирать путь.
— То-то! Я к тому говорю, чтобы ты потом не вздумал обносить меня перед батюшкой: мешкали, мол, в дороге…
— Посмею ли я?
— Ступай!
Путешествие продолжалось, подозрительно поспешное.
Смятенную душу Алексея начали обуревать новые сомнения: хорошо ли он делает, завозя Маркова так далеко в Германию? Не раскрывает ли он этим чересчур ясно свои намерения? Кончилось тем, что Егора опоили в деревушке Мариенталь.
Оставив Маркова в гостинице «Три курфюрста» бесчувственного, полумертвого от слишком большой дозы снотворного, царевич в страхе мчался день и ночь, останавливаясь на станциях лишь для того, чтобы поесть. В станционных книгах он прописывался под разными фамилиями и строго-настрого приказал сопровождающим не открывать его настоящего имени и звания.
Но вот и владения императора. Наконец-то!
Отворив окно кареты и взглянув на цесарскую землю, Алексей воскликнул:
— На свободе!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВОСТОК И ЗАПАД
Глава I
ОДИН НА ЧУЖБИНЕ
Егор Марков очнулся. Кто-то назойливо тормошил его и противным сладким голоском жужжал:
— Bitte! Stehen Sie auf! Bitte! Stehen Sie auf! Bitte! Bitte! [170]
Егор пошевелился. Тупая боль ударила в затылок и виски. Он мучительно застонал. Голос обрадованно воскликнул:
170
Пожалуйста! Вставайте! (нем.)
— Er ist lebend! [171]
Марков открыл глаза. Над ним склонился Курт Мейнеке, хозяин гостиницы «Три курфюрста». За хозяином толпились толстые незнакомые немцы.
— Что со мной? — через силу пробормотал по-немецки Егор.
Обрадованный немец быстро
171
Он жив! (нем.)
— А где царевич?
— Какой царевич?
— С которым я еду!
— Разве этот вельможа сын царя? — полюбопытствовал Мейнеке.
— Не все ли вам равно? — устало прошептал Егор. — Скажите только мне, где он?
И тут Егор узнал такое, чему поверил с трудом. Оказалось, что, когда он потерял сознание, слуги царевича положили его на постель в каморке гостиницы и вместе со своим господином пустились в путь. А о нем, Егоре Маркове, сказали: «Этот пьяница пускай лежит, пока не протрезвится. А когда встанет, придется ему путешествовать одному, и поделом: скверным поведением он опозорил своего господина!»
— А деньги? — встревожился Егор. — Они оставили мне денег?
Курт Мейнеке сухо ответил:
— Только за ваш трехдневный постой.
Егор схватился за голову; невыносимая боль разламывала ее, а к физическим мучениям присоединились еще и нравственные. Завезен в глубь Германии и предательски брошен один, без денег, без подорожной… Ведь Меншиков, поручив Егора царевичу, не счел нужным написать свидетельство, удостоверяющее личность Маркова.
— Выйдите все и дайте мне покой, — попросил Егор. — Жив я останусь, вам хлопот не будет.
Немцы ушли, а Егор Марков погрузился в глубокое раздумье. Как объяснить происшедшее? Ославить его, Егора, пьяницей!.. Марков вспомнил: сам царевич накануне поднес ему кубок, а когда Егор стал отказываться, Алексей Петрович прикрикнул:
— Али за мое здоровье выпить не желаешь?
Егор выпил. Потом все закружилось перед его глазами…
Какая была цель жестокого поступка? Марков знал давнюю неприязнь к нему Алексея, неприязнь, начавшуюся с той поры, когда они вместе учились токарному искусству у Людвика де Шепера. Может быть, Алексей Петрович хотел таким способом уронить царского механикуса в глазах царя? Но Петр знал исполнительность своего любимца и едва ли поверит наветам [172] царевича.
172
Навет — клевета.
«Нет, тут другое, — решил Марков. — Я мешал ему. Царевич едет не к отцу!»
Мысль показалась Егору неоспоримо ясной. Он вспомнил все подозрительные факты, вспомнил, как бегали глаза царевича, когда он сообщил о своем решении ехать через Франкфурт-на-Одере.
— Бежит на чужбину! — прошептал Марков. — Он замыслил измену!
Перед Егором встал вопрос: как поступить? Возвращаться на родину или продолжать путь к царю? Куда ближе?
Марков раздумывал недолго: как ни трудно это, он будет продолжать путь в Копенгаген. Царь ждет его; с улучшением способа выделки пороха мешкать нельзя. И другая задача лежит на нем, Егоре: довести до сведения Петра Алексеевича о бегстве царевича.