Два брата, или Москва в 1812 году
Шрифт:
Саша молча исполнил наставление генерала и расположился поближе к огоньку. Тут предался он всем мечтам игривого своего воображения. Мать, Сельмин, Мария, дядя… Все эти существа мелькали перед ним как привидения: то он их видел перед собою, говорил с ними, обнимал их, то гонялся за ними по безызвестным сферам мироздания… К этим видениям присоединились другие; все это сделалось сбивчиво, неясно, странно… Он заснул.
Утро чуть брезжило, а русская армия была уж на ногах. Все готовилось к роковой развязке. Костры мало-помалу гасли, и утренний холод пробуждал самых беспечных. На рассвете поднялся туман и долго носился над бородинскими полями. Только отдаленный гул доказывал, что в армии происходят сильные движения. Наконец взошло солнце, и Наполеон воскликнул своему войску, что встающее солнце есть солнце Аустерлица! [2] На этот раз он ошибся.
2
Наполеон воскликнул своему войску, что встающее солнце есть солнце Аустерлица. – См. прим. к «Наполеону» А. С. Пушкина.
Вдруг раздался ужаснейший гром орудий. Французская 120-пушечная батарея начала гигантскую битву. Грозный сигнал отозвался на всех концах, и вскоре все покрылось пороховым дымом.
Позже всех выстроилось московское ополчение; генерал послал Сашу к командующему всем корпусом, чтоб находиться при нем до той минуты, покуда получит приказание о действиях со стороны ополчения. Саша взял себе одного казака для отыскания дороги и пустился скакать к тому месту, где кипела битва. В первую минуту отъезда сердце его волновалось от восторга… Он увидит сражение вблизи, быть может, самому удастся участвовать в нем!.. Эта мысль наполняла душу его невыразимым удовольствием. Однако же чем ближе он подъезжал к месту битвы, тем слабее становился восторг его, а сердце более и более сжималось… Вдруг мимо него прожужжало неприятельское ядро, он внезапно остановился… Голова его закружилась… он готов был упасть с лошади. Казак, увидя его движение, подъехал к нему, чтоб узнать, не ранен ли он; тогда чувство стыда возвратило Саше присутствие духа; он объявил казаку, что рассматривает вдали движущиеся массы, стараясь угадать, в которой из них находится генерал Тучков. В эту минуту у самой лошади его врылось в землю еще ядро – и лошадь, фыркнув, отскочила, Саша снова побледнел, и блуждающие его взоры начали искать чего-то. Казалось, что он смотрит, куда бы ему укрыться, и, вероятно, если б он был один, то поворотил бы назад свою лошадь, но в эту минуту казак закричал ему:
– Ваше благородие! Вот на этом пригорке, что налево, стоит какая-то тучка кавалерии. Это, верно, господа командиры…
Саша дал шпоры своему коню и мигом донесся до этой группы. Казак его угадал. Это был действительно сам Тучков, окруженный несколькими адъютантами и казаками, развозившими его приказания по линии. Саша явился к нему и донес о поручении, данном ему генералом.
– Э! пусть он с богом стоит на своем месте и не трогается, – отвечал Тучков. – Там он принесет гораздо больше пользы, нежели здесь. Вы видите, что здесь и старым солдатам приходится жутко стоять. Очень жарко, а кажется, еще будет жарче.
В эту минуту ядро пролетело над самыми головами говорящих, и Саша невольно присел.
– Э! э! какой новичок! – вскричал Тучков. – Чай, у вас все там такие учтивые! Каждому ядру кланяетесь. Нет, любезный, у нас тут голова устанет, коли всем отдавать по поклону.
– Ваше превосходительство, – сказал Саша, оправясь от минутного смущения, – с новыми знакомыми всегда церемонятся. Позвольте при вас сделать покороче знакомство с этими посетителями – и тогда я первый не буду им кланяться.
– Напрасно! Поезжайте за добра ума. Здесь короткое знакомство с этими посетителями не очень выгодно… Сражение только что началось – а у меня уже двух адъютантов убило…
– Мне генерал мой сказал, что я должен остаться при вас, покуда не получу каких-нибудь приказаний насчет ополчения… Позвольте же мне на это время заменить одного из ваших выбывших адъютантов. Мне бы хотелось загладить мой поклон…
– Э, мой милый! мы все в свое время кланялись, – и я не упрекну молодого человека за это невольное движение. Это не трусость. Это инстинкт самосохранения. Быть хладнокровным во время опасностей не добродетель, а навык… Впрочем, очень рад вашему усердию… С удовольствием согласен, чтоб вы при мне остались покуда, и от души желаю, чтоб участь ваша была счастливее ваших предместников… постойте… Вот какая-то колонна бешеных валит на наш корпус. Это не люди, а черти. Лезут как сумасшедшие… Скачите скорее туда, налево к опушке леса (при этом он указал ему рукою чернеющуюся вдали колонну). Там найдете вы бригаду пехоты… Скажите генералу Г-скому, чтоб он двинулся навстречу этой колонне и опрокинул бы ее на штыках. Перестрелкою заниматься некогда… А если ему придется худо, то я пришлю ему на выручку кавалерию… Только лучше бы, если б сам справился… Ступайте с богом. Возьмите двух казаков, они покажут вам дорогу.
– А позволите ли, ваше превосходительство, участвовать мне в этом деле? – спросил с живостию Саша.
– Нет, сударь! Старайтесь делать всегда только то, что начальник вам приказывает. Кто больше делает, чем от него требуют, тот служит дурно… Вы мне здесь нужны… Ступайте и через полчаса будьте опять здесь.
Саша поскакал. На этот раз ядра осыпали его со всех сторон… Но он, чувствуя при каждом особенное стеснение сердца и наклоняясь перед каждым, не останавливался, однако же и внутренно сам радовался, что сделался храбрее. По кустарникам, мимо которых он скакал, видел он ужасные действия жужжащих мимо него ядер. Лошади с оторванными ногами, с перебитыми челюстями валялись везде и, умирая, лизали кровь свою… Люди, еще ужаснее изуродованные, лежали в разных группах, раненые брели к перевязкам покуда могли, начальников несли на плащах… Почти закрыв глаза при виде этих ужасов, Саша доскакал до бригады и, отыскав генерала, сообщил ему приказание корпусного командира… Тот уже давно готов был, потому что видел движение новой неприятельской колонны, громко скомандовал, перекрестился – и вся масса быстро двинулась вперед.
С любопытством остановился Саша на минуту и смотрел вслед за уходящими. Мимо него твердо и весело шагали солдаты идущей бригады; на лицах их видно было одно нетерпение и твердая решимость. Офицеры ободряли свои взводы, но по осанке солдат видно было, что они слушают эти наставления только по долгу службы, – в самом же деле они не имели в них нужды. Они знали цель битвы, и каждому из них жизнь ровно ничего не значила в эту минуту.
Едва колонна эта двинулась с места, как неприятель осыпал ее со всех своих ближайших батарей: открылся целый ад. Ядра беспрестанно вырывали из рядов обреченные судьбою жертвы, но русские солдаты тотчас же стесняли свои ряды и, сотворив знамение креста о погибших, с прежнею твердостию шли вперед.
– А что, ваше благородие, не воротиться ли нам к генералу? – сказал Саше один из казаков, его провожавших.
С легкомысленною гордостию поднял Саша голову и спросил казака:
– А ты разве боишься?
Казак почесался и поежился.
– Не то, сударь, чтоб бояться, а мне не хочется задаром быть убитым, да и эта пушечная стрельба вовсе не по нашей части. Нашему брату где бы поработать пикою. Тут мы постоим за себя и не уступим никому, а уж пуль и ядер мы не любим…
Вдруг речь казака прервалась. Он слетел с лошади и, не испустив вздоха, упал мертвым к ногам своего коня. Ядро сорвало его, перервав пополам. Холодная дрожь пробежала по жилам Саши. Печально склонил он голову и тихо повернул лошадь, чтоб удалиться от этого зрелища. Проехав несколько шагов, каково же было его удивление, когда он увидел другого казака, сошедшего с лошади и снимающего что-то у мертвого товарища.
– Что ты там делаешь? – закричал ему Саша.
– Не беспокойтесь, ваше благородие, – отвечал ему казак. – Извольте ехать. Я сейчас догоню вас.
Саша продолжал путь, а казак через несколько минут прискакал назад.
– Что ты снял с убитого? – спросил Саша.
– Кожаный пояс и с груди бумажник, – спокойно отвечал ему казак.
– Да разве это можно? Разве тебя сделал он своим наследником?
– Все равно, ваше благородие. Уж это между нами водится…
– Водится? обирать своих убитых товарищей!
– Что вы, ваше благородие! Разве я для себя взял? Боже упаси! А мы из одной станицы. У покойника осталась мать-старушка да сестра в девках. Я при первой оказии перешлю им все, что бедняк собрал, а коли лишние будут, так и своих прибавлю.
– Это прекрасно! это бесподобно! ты славный малый.
– Помилуйте, ваше благородие! Всякий из нас то же самое сделает.
Саша замолчал. В короткое время увидел он и узнал столько прекрасных свойств простого русского народа, что ему почти совестно было самому перед собою. Он был в восторге от них, а эти люди почитали все это самою обыкновенною вещью.