Два брата
Шрифт:
Теперь заржал и Отто. Забыв о драке, братья потешались над огорчением давней подруги.
Зильке зашагала прочь, предоставив им сравнивать боевые раны.
Субботний клуб пережил свой первый серьезный раздрай.
Этот человек
Берлин, 30 января 1933 г.
Вот те на! Невероятно. Непостижимо. Немыслимо. Невозможно.
Еще вчера — вчера все было прекрасно.
И вдруг ни с того ни с сего этот человек стал канцлером.
— Он даже не получил большинства! — твердил Вольфганг за ужином в тот кошмарный вечер. — Ублюдок отставал!
Так
— А теперь из-за кучки трусливых засранцев и дряхлого пиздюка Гинденбурга [41] он получил шанс. Блядство! Натуральное блядство!
Мальчики подняли головы — во взглядах читалось веселое изумление.
— Вольф! За столом! — Фрида грохнула стаканом с водой, утаивая страх. — При детях…
Вольфганг пробурчал извинение и, кусая губы, стиснул в руке очередной стаканчик шнапса.
— Ничего, мам, — с полным ртом проговорил Отто. — Я тоже считаю, что Гинденбург пиздюк.
41
Пауль Людвиг Ганс Антон фон Бенекендорф унд фон Гинденбург (1847–1934) — немецкий военный и политический деятель, с 1925 г. и до конца жизни — рейхспрезидент, в январе 1933 г. назначил Адольфа Гитлера рейхсканцлером.
Фрида перегнулась через стол и впервые в жизни отвесила ему оплеуху.
— Никогда не смей сквернословить! Чтоб я не слышала…
Слезы не дали ей закончить.
— Прости, мам. — Отто был потрясен не меньше. — Так мне и надо.
— Нет, это ты меня прости. Сама не знаю, как это вышло.
— Да ладно, ерунда.
Фрида обошла стол и обняла сына.
— Вот что уже сотворил с нами этот ужасный человек.
Некоторое время они молча ели. Фасолевый суп с хлебом. На второе — холодная говядина со свеклой.
— Надеются на сделку! — не выдержал Вольфганг, переламывая хлеб, будто нацистскую шею. — Сделка! С Гитлером!
— Пожалуйста, Вольф, давай не будем за едой.
Пауль просматривал вечернюю газету, сообщавшую о формировании нового кабинета министров.
— У нацистов всего лишь пара мест, — сказал он. — Тут пишут, что без согласия другой партии ему ничего не сделать. Может, герр фон Папен [42] сумеет…
— Пропади они все пропадом! — перебил Вольфганг. — Фон Гинденбург, фон Папен, фон, мать его, Шлейхер… [43] Думают, аристократическая приставка позволит управлять Гитлером. Будто они генералы и фельдмаршалы, а он — все тот же капрал… Ой, спасибочки, что пустили в канцлеры! Я послушный нацистик и сделаю, что прикажут! Не слышали его выступлений, что ли? Не видели его карманную армию? Хер им он будет слушаться!
42
Франц Йозеф Герман Михаэль Мария фон Папен (1879–1969) — немецкий политический деятель и дипломат, в 1932 г. возглавлял правительство, в январе 1933 г. с разрешения Гинденбурга провел переговоры с Гитлером и
43
Курт фон Шлейхер (1882–1934) — рейхсканцлер Германии с декабря 1932 г. по январь 1933 г., предшественник Гитлера на этом посту, последний глава правительства Веймарской республики.
— Вольф! Прекрати!
Потом из окна квартиры семейство наблюдало за факельным шествием, оранжевыми всполохами расцветившим вечернее небо. Ликующая колонна шла по городу.
К Бранденбургским воротам.
На сцену вновь вышла свастика, в 1920-м дебютировавшая на касках фрайкора. Теперь не белая, но черно-малиновая, она красовалась на тысячах стягов. А толпы зевак уже не молчали угрюмо, но заходились в истерической радости.
Напустив на себя будничное спокойствие, Фрида прибирала со стола.
— Не забудьте сделать уроки, — сказала она мальчикам. — А грязь с бутсов отскребите в цветочный ящик.
Вольфганг сидел у окна. Поглядывая на небо и шепотом матерясь, на укулеле он подбирал американскую новинку «Вновь вернулись счастливые дни». [44] Перестань, попросила Фрида.
Иронию она уловила. Но ей было страшно. С полудня, когда объявили о приходе этого человека и он едва ли не впервые улыбнулся с газетных страниц, евреям не стоило привлекать к себе внимание. Укулеле звучный инструмент. А в доме тонкие стены.
44
«Вновь вернулись счастливые дни» (Happy Days Are Here Again, 1929) — шлягер Милтона Аджера на слова Джека Йеллена.
Дошло
Лондон, 1956 г.
Стоун проснулся. Тот же сон.
Маленький пляж на берегу Ванзее. Как всегда, рядом брат. И Дагмар. Все, как в тот день.
Только во сне Дагмар выбрала его. Это он касался губами ее искропленных дождинками плеч.
И душа его воспарила над сонно разметавшимся телом.
Как обычно, пробуждение от чудесного сна одарило унынием. А сегодня и еще кое-чем.
Во сне мозг продолжал работать, пытаясь уразуметь, что давеча произошло в пустой кенсингтонской комнате. Теперь Стоун окончательно проснулся, и с глаз его будто спала пелена — впервые с той минуты, когда пришло берлинское письмо.
История, которой его потчевали, — липа.
Концы с концами не сходятся.
По сути, агенты МИ-6 сообщили два факта. Первый: Дагмар жива. Второй: извилистый жизненный путь привел ее в Штази.
Сейчас было ясно: ему так хотелось поверить в первое, что он за здорово живешь принял второе.
Стоун вылез из постели и пошел ставить чайник. Линолеум холодил ступни. Занимался зябкий рассвет.
В темной кухне Стоун чиркнул спичкой, и конфорка ожила трепещущим голубым пламенем, отбросившим слабые тени на стены. Нашарив пиджак, Стоун достал сигареты. Свет не включил — темнота вроде как помогала сосредоточиться. Нагнувшись, прикурил от газового кружка. Чего зря спичку тратить.
Он жадно затянулся. Светлячок сигареты ярко вспыхнул, потом пригас. Вспышка. И огонек. Вспышка. И огонек. С каждой затяжкой мысли прояснялись. Словно красная пульсирующая точка посылала сигнал. Безмолвная тревога.
Заверещал чайник.
Точно сирена. Сколько их было, этих сирен. Полицейские. Воздушной тревоги. Все сигналили об одном. Беда на подходе. Опасность рядом.
Чайник свистел. Противный надсадный вой помогал собраться с мыслями. И толкал к скверному выводу.
Агенты МИ-6 ошиблись.