Два брата
Шрифт:
— А надо говорить только то, что приятно? Я этого не знал за тобой, Вася!
Вася не отвечал.
Он сам думал о брате так же, как и его приятель, и вот почему ему было еще больнее слышать осуждение Николая от других…
В тот же день Вася был в деревне и обошел все избы. Мужики радушно встречали его и рассказывали ему одну и ту же вечную историю. Вдобавок очень жаловались на нового исправника Никодима Егоровича.
— Старик Иван Алексеевич на покой ушел! Тот еще ничего, а этот лютый.
— Страсть!..
— Строгость ноне пуще пошла!
— Раззор!..
Вася слушал все эти восклицания молча. Слова утешения не шли на уста.
Под вечер он собрался навестить Лаврентьева.
— Ты не слышал разве, Вася, — заметил Иван Андреевич, — ведь Григорий Николаевич чуть не умер…
— Что ты?
— Ездил он в Петербург зимой, помнишь?.. Вернулся и слег в постель в горячке. Доктор отчаивался, думал — не выдержит… Выдержал, однако… Поправился!.. После болезни он, брат, еще нелюдимее стал и, кажется… пьет очень…
— Пьет?.. — протянул Вася и невольно подумал о Леночке. — Он собирался жениться… В Петербурге говорил мне…
— Не слыхал… Едва ли… По-прежнему бобылем… Да вот сам увидишь. Передай ему, пожалуйста, от меня поклон.
Вася застал Григория Николаевича сидящим на крыльце дома в одной рубахе. Он осунулся, постарел и, показалось Васе, был слишком красен.
— Приятель! здорово!.. Когда сюда пожаловал? — встретил его Григорий Николаевич, пожимая по обыкновению руку до боли. — Отощал, отощал! Давно пора на вольный харч! пора!
— Вчера приехал…
— Спасибо, Иваныч, что не забыл старого приятеля. Молодчина! Этим ноне не хвалятся. Н-нет… Ты вот душевный парень… Что у вас в Питере-то… мерзость, чай?..
— И здесь не важность…
— Это верно. Правильно… Правильно, Василий Иванович. Мало важности!.. Вот разве Никодимка, шельмец, важность на себя напускает ноне, как гоголем заходил… И форсит, подлец… Да Потапка тоже… Разбойники!.. Кузька-то ноне к вам в Питер переехал разбойничать, а за себя Потапку оставил… Помнишь, еще примочками отхаживал, когда в Залесье его помяли? Только напрасно вовсе тогда его не решили. Лучше было бы… Зверь, как есть, дикая зверина!.. Но я доберусь до него… Доберусь!
Вася вспомнил, как Григорий Николаевич добирался до Кузьмы и не добрался.
По его лицу пробежала грустная улыбка.
— Думаешь, не доберусь? Хвастаю? Кузьку выпустил, а этого — шалишь! Ша-ли-шь! Коли не опомнится, мы его помнем… помнем! Довольно от него терпит народ!.. — мрачно проговорил Лаврентьев.
Он вдруг замолчал. Молчал и Вася, с участием посматривая на Григория Николаевича.
— А ты что так поглядываешь?.. Ты так, родной мой, не гляди… Лучше ругай Гришку! От тебя все приму — не бойся… Тебя ни-ни… не трону… Ты не брехун, не то что…
Вася смущенно ждал конца. Он догадывался, на кого намекает Лаврентьев. Но Лаврентьев не досказал слова.
— Постой, Иваныч, погоди, голубчик! — проговорил Лаврентьев, когда Вася стал прощаться. — Одно словечко. Елена Ивановна здорова?
Голос Лаврентьева звучал необыкновенной нежностью.
— Здорова…
— И… и… счастлива?..
Трудно было отвечать Васе на этот вопрос. Он сам задавал его не раз и не находил ответа.
— Что ж ты? Говори правду, по совести!
— Кажется, счастлива!
— Дай ей бог, дай бог! — прошептал Лаврентьев и прибавил: — Ну, теперь ступай домой, Иваныч, и приходи ко мне, когда я буду тверезый. Приходи же. Придешь?
— Приду.
— То-то. Ты парень душевный!
Вася возвращался домой тем самым лесом, где часто певал Лаврентьев.
«Зачем это все так случилось?» — думал Вася, и сердце его сжималось при воспоминании о Леночке.
Он задумчиво шел по лесу, а вечер тихо спускался на землю.
XXIV
Прошел месяц.
Вася заметно поправился на деревенском воздухе, так что нередко вместе с Чумаковым занимался мужицкой работой. Чумаков исправно работал все время. Сперва мужики дивились, но потом привыкли. Никодим Егорович несколько раз подсылал узнавать, почему это молодой человек, гостивший в Витине, работает, но ничего не открывалось такого, что давало бы Никодиму Егоровичу надежду на открытие преступных замыслов. Однако он зорко следил и довел до сведения его превосходительства об этом событии.
Генерал поморщился и соображал.
— Вы говорите — работает, как мужик?
— Точно так, ваше превосходительство. Как простой мужик!
— Ггмм. А еще?
— Пока ничего-с.
— И незаметно, чтобы… вредные идеи?
— Трудно поручиться, ваше превосходительство!
— Трудно!.. Гм, да, трудно.
Его превосходительство был в некотором затруднении.
— Ждите приказаний! — решил он и послал за юрким молодым человеком из Петербурга.
— В законе указано насчет такого факта?
— Нет. Я уже слышал! — почтительно улыбается правитель канцелярии.
— Я полагаю, странно.
— Но, быть может, ваше превосходительство, цель очень уважительная.
— Работать, как простой мужик? — усомнился генерал.
— Этот молодой человек — технолог.
— А дальше?
— И хочет изучить сельское хозяйство на практике.
— А?.. Вы думаете?
— Я не могу предрешать фактов, но полагаю… Во всяком случае, если угодно будет вашему превосходительству поручить строжайшее наблюдение…