Два брата
Шрифт:
— Голубчик мой! — взволнованно прошептал старик, оставляя книгу.
Несколько минут он просидел в раздумье, склонив голову…
По коридору раздались торопливые шаги, и вслед за тем в комнату вошел молодой человек, провожавший Вязникова: в руках он нес стакан чаю.
— Васи нет и там! Не угодно ли? — прибавил он, ставя перед Иваном Андреевичем стакан чаю. — Я так думаю, что он должен скоро быть…
— Очень вам благодарен. Напрасно вы беспокоились, — отвечал Вязников, протягивая руку.
— Какое беспокойство!
— Вы, верно, Васин товарищ?
— Приятели! —
— Очень приятно познакомиться. Вы не Андрей ли Николаевич Чумаков?
— А вы почем знаете? — проговорил, внезапно краснея, молодой человек.
— Я с вами давно знаком по письмам Васи, — промолвил Вязников. — Однако комнаты тут у вас не очень-то хорошие.
— Нехорошие? Кажется, ничего себе.
— Воздух скверный…
— Есть-таки грех, но зато комнаты недорогие, и хозяйка хорошая. У нас еще ничего, а посмотрели бы вы квартиру внизу! Там так сыро! — прибавил Чумаков.
— Ну, и здесь, кажется, сыровато! — заметил Иван Андреевич, показывая пальцем на стену. — С Васиным здоровьем тут не очень-то хорошо!.. Что, он сильно кашляет?
— Покашливает, но не очень!.. Простужается, не бережется!.. Я его за это часто ругаю!
— Вы бы больше его ругали! — улыбнулся старик.
— Ничего с Васей не поделаешь. Такой уж он у нас человек! — улыбнулся Чумаков. — О себе мало заботится! В деревне поправится! Не угодно ли еще стакан чаю?
— Благодарю; я не хочу больше. А вы-то что ж не пьете?
— Успею еще.
— Ну, однако, пора… Видно, я Васи не дождусь! — проговорил Иван Андреевич, взглядывая на часы. — Уж и восемь часов! Пожалуйста, передайте Васе, если он скоро вернется, что я прошу его зайти сегодня вечером к брату. Если же Вася вернется не скоро, то попросите его завтра пораньше быть у меня. Скажите, что я завтра в полдень уезжаю в деревню.
Старик крепко пожал руку приятеля Васи и вышел, сопутствуемый молодым человеком, который с лампой в руках проводил его до лестницы.
— Благодарю, благодарю вас! — повторял старик, осторожно спускаясь. — Не беспокойтесь!..
«Мы не так жили! — подумал Иван Андреевич, сравнивая свою блестящую обстановку во время студенчества с обстановкой жилища Васи. — А они находят еще, что живут отлично!..»
Вязников поехал к Николаю, но не застал никого дома. Он с Леночкой был в театре.
Оставив записку, Иван Андреевич вернулся в гостиницу, где застал Марью Степановну за самоваром.
Иван Андреевич осторожно сообщил жене о беседе с Каратаевым и сказал, что завтра надо ехать… Напрасно Марья Степановна старалась скрыть беспокойство, охватившее ее при этом известии. Она то и дело бросала тревожные взгляды на мужа.
— Тебе это очень неприятно? — проговорила она наконец.
— Не тревожься за меня, мой друг! — отвечал Вязников. — Ведь ты знаешь, я и без этого редко выезжал из Витина! — улыбался он. — Налей-ка мне чаю… Я прозяб… Погода здесь мерзкая! Я был у детей, да не застал никого дома. Завтра приедут
— Утром зашла за Леночкой, вместе ходили в Гостиный двор. Васе кое-что из белья надо было купить. Совсем без белья. Говорит, потерял, а я знаю, — раздает другим. Лена рассказывала, как она его видела в одном пледе; теплое свое пальто больному товарищу отдал. А сам-то он!.. Уж я просила Лену за ним присматривать. Жаль вот, нельзя Васе у Коли жить.
— Да… жаль… Я был у него. Скверно!
— То-то вот. Комнатка-то крошечная, и воздух такой нехороший. А он похваливает, Вася-то наш!
— Не переделаем мы Васю! — задумчиво протянул старик. — Обедала у Коли?
— Да. И Вася на минутку заходил. Завтра хотел меня на выставку вести. Молодые уехали в театр, а он меня проводил домой. Спрашивал: не сердишься ли ты на него?
— Я на Васю? Это он вчерашние слова мои вспомнил!..
Старик замолчал… Через несколько времени он сказал:
— Тебе, быть может, хотелось бы остаться еще в Петербурге? Так ты оставайся, мой друг. Я один поеду.
— Что ты, что ты! С чего это выдумал?.. — проговорила Марья Степановна, как будто пугаясь мысли оставить Ивана Андреевича одного.
Они еще поговорили и скоро разошлись по своим номерам.
На другой день рано утром Вася уже был в гостинице.
Он слушал сосредоточенно рассказ, веденный Иваном Андреевичем нарочно в шутливом тоне, не подымая глаз на отца.
Когда отец кончил, Вася с любовью взглянул на старика и прошептал:
— Вот видишь ли!..
Эти немногие слова смутили Ивана Андреевича. Он пробовал было пуститься с Васей на хитрости и стал объяснять, что он отчасти сам виноват, что записка была резка, что можно было иначе и т.д.
Вася в ответ на эти слова тихо покачал головой.
— Полно, папа! — серьезно заметил он. — Зачем ты со мной лукавишь? Разве ты мог бы иначе? И разве ты чувствуешь себя виноватым? Точно я не знаю тебя!
Иван Андреевич отвернулся как раз вовремя, иначе Вася заметил бы волнение, охватившее старика при этих восторженных словах. Радостное чувство отцовской гордости смешалось с чувством страха за сына, волной прилило к сердцу — и слеза капнула из глаз старика. Ему хотелось прижать к сердцу милого своего мальчика, и в то же время он боялся обнаружить перед ним свое невольное одобрение. Во всяком случае, он чувствовал себя сбитым с позиции. Что мог бы сказать отец сыну после своей неудачной хитрости?
По счастью, в эту минуту вошла Марья Степановна, обняла сына и позвала пить чай. Самовар уж на столе. После чаю надо укладываться! И то она проспала.
— А тебе, Вася, белье Леночка передаст. Смотри, не растеряй опять! — улыбнулась Марья Степановна. — Да ходи чаще к Коле обедать. Ты, говорят, бог знает какую дрянь ешь. В кухмистерских в ваших и не разберешь, что дают. Я думаю, всякую мерзость. Коля и то в претензии, что ты редко у него бываешь!..
— Некогда, мама! А ем я хорошо — не думайте. Есть студенты, так те и совсем почти голодают, а я слава богу!