Два года в тундре
Шрифт:
ГЛАВА XI
Работа отряда Скляра подходила к концу. Омрелькот оказался славным парнем. Он вызвался проводить Игы с табуном к инпенекуильским чукчам. Таддлеевские чукчи были, по его словам, ближе, но Омрелькот не знал, как к ним сейчас можно пройти. Он хотел только предварительно сходить домой, чтобы отнести детям муки и риса, обещав вернуться не позже чем через два дня.
— Ждите, приду обязательно!
В ожидании его прихода часть оленей пристрелили на пищу. Туши сложили в яму, набитую льдом, сверху ее прикрыли хворостом, засыпали землей и выстроили шалаш. Палатки установили накрепко, в ожидании окончания распутицы.
На севере, километрах в тридцати вверх по реке, виднелись предгорья Анадырского хребта, отроги которого вытянулись далеко к югу по западной стороне долины Канча: лана. По левому берегу от устья Таддлео к югу также тянулся невысокий кряж. Здесь было много простора, но в отношении геологических изысканий эта низина обещала мало, так как кругом расстилалось болото.
Предгорья приковывали к себе взор всех. Почему-то казалось, что именно там можно было встретить что-нибудь необычайно интересное.
Омрелькот, несмотря на обещания, не пришел. Может быть его не пустило половодье, а может быть — и сам хозяин, но только вместо него пришлось провожать Игы Ване.
Им предстояло нелегкое дело — искать по затопленной тундре неизвестных людей в незнакомых местах и, кроме того, гнать табун, готовый каждую минуту разбежаться.
Прошло три месяца со дня выхода партии с реки Белой. Скляр написал начальнику экспедиции письмо с информацией о проделанной работе и с просьбой в половине августа выслать вверх но Канчалану кавасаки для обследования низовьев реки с притоками Инпенекуил и Ирмекуил.
Добровольский и Первак должны были доставить это письмо на факторию.
Едва прошел сплошной лед, как посыльные отправились в путь. Сильное течение подхватило лодку и вынесло на середину реки. Ребята дружно взялись за весла и скоро скрылись за островом.
Чтобы не терять напрасно времени в ожидании возвращения рабочих, Скляр и Гаврилыч решили отправиться в разведку на Канчалано-Качкарвиамский водораздел. Мария осталась стеречь лагерь и собак, чрезвычайно необходимых для будущих походов. Оставить их в лагере без присмотра было невозможно, так как они обязательно растащили бы продукты.
В поход были взяты три оставшихся ламутских оленя: бессменна-я Евражка, упрямый и сильный Хром и нелюдимый, но выносливый Профессор. Для передвижения по летней тундре выбрали самые легкие беговые нарты, к которым приделали подполозки из китовых ребер, чтобы защитить полозья при езде по камням. Из брезентовых сум сшили крошечную двухполосную палатку-полог. Необходимого груза набралось килограммов сорок. Два оленя пошли в упряжке, а третьего, для смены уставших, повели порожняком сзади.
Комаров еще не было. Вторая половина нюня — лучшая пора года в тундре. По низинам отцветает морошка, пушистые ее головки белым плюшем одели болото. Из-под кустов выглянули розовые цветы княженики. Склоны террас сплошь покрылись лиловым цветочным ковром. С каждым днем заметно затихали птичьи голоса.
На шестой день над дальними горами засинели тучи, временами их прорезывала огненная стрела молнии. В тот же день вечером исхудалые, загорелые, с буквально обожженными лицами, вернулись Скляр и Гаврилыч. Они жестоко поплатились за свое доверие к полярному солнцу: несколько дней после похода не могли лечь на обожженную спину. Кожа у них пузырилась и полопалась, как будто была ошпарена кипятком, хотя они всего только один час прошли на солнце без рубах.
Передвижение по летней тундре
Евражка
Оленям тоже тяжело дался этот дебют: Евражка ходила с забинтованным рогом, Профессор хромал на правую ногу. По сухой тундре нарта даже без груза шла очень тяжело. Путники предпочитали двигаться по воде.
Через день уснувший лагерь разбудили потрескивание костра и сдержанные человеческие голоса. Откинув полог палатки, увидели Ваню Рентыургина и Игы, жадно уплетавших остатки вчерашнего супа.
Оказалось, что Игы и Иван исходили сотни верст, но на указанном Омрелькотом месте не нашли и признаков жилья или следов кочевья.
На Качкарвиаме путники застали только пустые кострища на месте стойбища, хотя чукчи уверяли, что летовать будут на этом месте и только на время появления комара угонят табун в горы.
Игы пришлось заключить с отрядом новый договор, по которому он, в случае, если олени уцелеют, должен был доставить их в Ново-Мариинск или на Белую. В качестве платы за работу он получит часть этих оленей.
Прошло уже около двух недель с тех пор, как на факторию отправились Добровольский и Первак. Невольно закрадывалось беспокойство за благополучный исход их путешествия, так как лодка была не надезкпа для длительного плавания по незнакомым местам. Ваня решил ехать на их розыски. Из нартовых полозьев и брезентовых сум он соорудил лодку-плоскодонку. Это судно вертелось на воде, как волчок. Ваня взмахнул веслом и исчез вдали. Третий человек уплыл из лагеря в неизвестность.
Настала очередь Василию Гавриловичу сидеть дома и заниматься своими планшетами и вычислениями координат.
Мария и Скляр ушли в горы. Здесь цвели рододендроны — цветы, дошедшие до наших дней отзвуком былых эпох, когда на севере была еще субтропическая растительность. Пышные желтые букеты рассыпались по склонам гор. Картина была на редкость своеобразная: кругом виднелись плотные темнозеленые листья и снег. Лето и зима как бы слились воедино.
Поход выдался тяжелый. В долинах нога утопала в податливом торфяном ковре, и нарта то и дело переворачивалась с боку на бок. Оленей все время приходилось тащить в поводу. Путникам надо было успевать вести глазомерную съемку, делать зарисовки, описывать обнажения и брать образцы пород.
При всем желании — сделать за день больше 12 километров не удавалось. Впрочем, граница между ночью и днем стерлась, — солнце все время было над горизонтом. Иногда набегали туманы. Их приближение можно было предвидеть заранее: они шли с моря, и чайки и норд-остовый ветер всегда были их предвестниками.
В туманы отсиживались на вершинах гор, так как съемку вести было нельзя. В такие дни палатка насквозь пропитывалась отвратительной сыростью. За тонкой парусиновой стеной иногда слышался шорох и чьи-то быстрые, легкие шаги. Иногда раздавался писк полевой мыши. Большая невидимая жизнь таилась в каменных россыпях гор и в густом кустарнике расщелин. Люди нарушали тишину своими голосами и ударами молотков.